— Я не могу все время быть здесь, наверху. И не успею крикнуть, если покажется корабль. Нужно изготовить чучело, муляж. Поставить здесь вместо меня. С борта заметят что-то, похожее на человека, и подойдут ближе.

Рядом, упираясь в стенку, по которой прошла ровная трещина, лежал отколовшийся камень. Он сполз вниз и вступил в борьбу с непосильной тяжестью. С трудом приподнял камень под углом. По телу прошла дрожь, камень свалился. Он в изнеможении упал рядом и какое-то время лежал не шевелясь. С этим камнем ему было не справиться, и он с усилием пополз вниз по маленькому утесу, среди разбросанных обломков скалы, пробираясь к тому месту, где промывал глаз. Увидел замшелый валун, поднял его и, прижав к животу, проковылял с ним несколько шагов, уронил, поднял, снова понес, сбросил на высокий выступ над воронкой и вернулся назад. Над стенкой впадины свисал еще один камень, напоминающий чемодан. Подумав, что и этот может пойти в дело, он уперся ногами в противоположную стенку и подставил под чемодан спину. Тот со скрипом сдвинулся с места. Он подтолкнул его с краю плечом. Чемодан скатился в следующую расселину и раскололся. Невесело усмехнувшись, он втащил большую часть камня на колени, а затем, перекатывая с боку на бок, привалил обломок к стенке и, толкая перед собой, поволок вверх по склону разбитой, но не покорившейся скалы.

Теперь уже два камня оказались наверху, один со следами крови. Он бросил взгляд на горизонт и снова спустился по склону. Остановился, приложил руку ко лбу, внимательно осмотрел ладонь. Крови не оказалось. Он произнес вслух голосом, одновременно глухим и хриплым:

— Я весь мокрый от пота.

Он обнаружил и третий камень, но не сумел втащить по стенке впадины. Тогда, отступив назад, стал толкать его по дну — туда, где стенка была пониже, пока не набрел на достаточно низкое место, чтобы одолеть препятствие. К тому моменту, когда ему удалось присоединить последний камень к двум другим, руки были совершенно разбиты. Опустившись на колени рядом с камнями, он принялся разглядывать небо и море. Солнце светило тускло, облачность уменьшилась. Он растянулся на трех камнях, хотя они и причиняли ему боль. Лучи солнца, к полудню добравшиеся до этой части скалы, падали на левое ухо.

Он встал, напрягаясь изо всех сил, водрузил второй камень на третий, а первый на второй. Высота всех трех сверху донизу достигала почти двух футов. Он сел, прислонившись к камням спиной. На горизонте было пусто, море спокойно, солнце на месте — чистый символ. Над водой неподалеку от скалы кружила чайка; теперь эта белая птица обрела округлые очертания и выглядела безобидной. Он прикрыл больной глаз ладонью, давая ему отдых, но долго удерживать руку в таком положении оказалось не под силу, и он снова опустил ладонь на колено. Превозмогая боль в глазу, пытался думать:

— Еда?

Поднявшись на ноги, он стал спускаться, перебираясь через выбоины и трещины. Внизу виднелись утесы в несколько футов вышиной, а за ними вразброс громоздились отдельные камни. Пока он решил оставить их без внимания. Все равно туда не добраться. Стены утесов были шероховатые. На всю глубину, какую мог разглядеть его здоровый глаз, их покрывал слой крошечных морских уточек, облепивших с помощью клейких выделений выступающую в море гряду. Желтоватые раковины блюдечек и разноцветные моллюски притягивались к скале и высыхали. Каждое блюдечко сидело в углублении, выкрошенном присоской. В паутине зеленых водорослей гроздьями висели синие мидии. Он оглядел боковую поверхность скалы снизу доверху… Ниже запруды часть камня, служившая крышей пещеры, выступала в море, подобно трамплину для прыжков в воду. Всю стену залепили мидии. В одном месте их скопилось такое множество, что скала казалась синей. Он осторожно спустился и исследовал ближайший утес. Под водой улов выглядел еще богаче, поскольку внизу мидии были крупнее, а по ним ползали моллюски. А среди блюдечек, мидий, моллюсков и морских уточек, подобно обсосанным леденцам, комками красной слизи расположились анемоны. Под водой их рты раскрывались, образуя из лепестков круг, оказавшийся возле его лица. В ожидании прилива они сморщивались и резко опадали, как женские груди, из которых ушло молоко.

Его мучил адский голод, сжимая под одеждой тело парой невидимых рук. Но когда он повис на скале, глотая слюну, горло, как от большого горя, перехватили спазмы. Он висел на ослизлой стене, прислушиваясь к звукам плещущей о скалу воды, к легким перестукам и шепотам, исходящим из глубин этой обильной, но не вполне растительной жизни. Проведя рукой у пояса, он нащупал ремешок, оттянул его и свободной рукой поймал нож. Поднеся лезвие ко рту, зажал его зубами и ухватил черенок. Подсунул кончик лезвия под раковину одного из блюдечек. Та сразу сжалась с такой силой, что, поворачивая лезвие, он почувствовал сопротивление сократившихся мышц. Оставил нож болтаться на ремне, подхватил падающее блюдечко. Перевернул на ладони раковину, перевел взгляд туда, где просвет был пошире. И увидел, как овальная коричневая ножка втягивается внутрь, все глубже и глубже, полностью закрывая просвет.

— А, черт!

Он отшвырнул блюдечко, и ракушечный домик, упав в море, слабо ударился о воду. Когда круги иссякли, ракушка, белея и покачиваясь, исчезла из виду. Некоторое время он глядел на то место, где она скрылась. Потом снова взялся за нож и принялся полосовать им, рассекая ряды морских уточек. Они выделяли влагу, сочась солоноватой, напоминающей мочу жидкостью. Он ткнул кончиком ножа в один из анемонов, и слизь, сморщившись, превратилась в тугую массу. Он придавил ее сверху плоскостью лезвия, и в глаз ему брызнула струя. Прижав нож к скале, он закрыл его. Вскарабкался обратно и сел, прислонившись спиной к трем камням — двум расколовшимся и третьему верхнему, обросшему ракушками.

И тут он почувствовал: приближается очередной приступ. Подтянув ноги, он откатился в сторону. Лицо оказалось прижатым к скале. Под отсыревшей одеждой тело корчилось, сотрясаясь от дрожи. Прижимаясь к камню, он шептал:

— Не сдаваться! Не сдаваться!

И тотчас устремился вниз. Двигался то ползком, то на четвереньках. Возле самого берега обнаружил еще несколько камней, но такой формы, которая его не устраивала. Выбрав один, он извлек его из воды и поволок на уступ к остальным. Снял верхний камень, водрузил на его место новый, а тот, замшелый, поместил над новым — на самый верх. Два фута и шесть дюймов.

— Ты должен. Должен, — бормотал он.

Теперь он спустился по склону со стороны скалы, противоположной утесу, усеянному мидиями. В этом месте были рифы, и вода, втягиваясь, то поднималась, то опускалась. Она была очень темной, на дне колебались длинные водоросли — вроде холщовых полосок — таких, какими путешественники иногда перевязывают чемодан со сломанным замком. Эти коричневые полосы висели, свернувшись кольцами у поверхности, а чуть подальше подымались в воде вертикально или медленно перемещались, похожие на щупальца или языки. Ниже стояла лишь черная вода, уходящая в глубину, ко дну бездонного моря. Он отвел глаза, взобрался на один из рифов. Порода везде была прочной, без отколовшихся кусков, хотя в одном месте по твердой поверхности рифа шла трещина. Он надавил на камень своими обтянутыми гольфами ступнями, но сдвинуть не сумел. Неуклюже повернувшись, он отполз, двинулся назад. У нижнего края большой скалы ему попалось несколько камней странной формы. Один за другим он перенес их в расселину и взгромоздил друг на друга. Исследовал щели, вытаскивая оттуда кубики и закругленные сгустки желтоватого кварца, опутанного водорослями, похожими на зеленые волосы. Отнес их к фигуре человека, которую пытался соорудить, и сложил горкой вокруг нижнего камня. Некоторые куски были не крупнее