Дмитрий Глуховский
Сумерки
«Сумерки» Дмитрия Глуховского претендуют на незанятую в нашей стране нишу интеллектуального бестселлера. Это наш ответ одновременно и Дэну Брауну, и Чаку Паланику. Неудивительно, что более ста тысяч человек уже читали роман за время его публикации в Интернете.
Умело замаскированный под захватывающий триллер, «Сумерки» - нечто намного большее. Это роман-метафора, роман-манифест. Те, кому полюбилась первая книга Глуховского «Метро 2033», узнают в «Сумерках» его фирменный стиль: увлекательный, замысловато выстроенный сюжет, удивительную атмосферность, неожиданный финал.
Остальные впервые откроют для себя автора, которого уже сейчас называют одним из лучших молодых писателей Европы».
Дмитрий Гусев, «Взгляд»
«Сумерки» заволакивают все тяжелой мглистой пеленой, сквозь которую на тебя наступают неведомые, но враждебные силы. Завороженный читатель блуждает по этой книге, с каждой страницей все глубже погружаясь в кошмарный морок. Здесь все похоже на твою собственную жизнь - и ничто не является ею на самом деле… Глуховский - это если и не новый Гоголь, то уж, по крайней мере, наш Стивен Кинг».
Александр Гаврилов, главный редактор, «Книжное обозрение»
Capitulo II
Вопрос на засыпку: где в Москве находится улица имени Ицамны?
Рассуждая здраво, в этом городе не место проспектам, бульварам и площадям, названным в честь божеств индейцев майя. Однако записка с адресом «ул. Ицамны, 23» была у меня в руках, и меня там ждали. Оттого, насколько быстро я сумею разыскать эту улицу, зависело нечто намного более важное, чем просто моя собственная судьба.
Глупо думать, что на картах и автомобильных атласах Москвы обозначены все существующие переулки и дома: тайных мест здесь предостаточно. Однако надежда обнаружить улицу имени старшего из богов майянского пантеона не покидала меня, и я продолжил ползать с лупой по огромной топографической карте города.
Просто не надо было браться за этот заказ. Продолжать себе спокойно переводить уставы предприятий, инструкции по пользованию бытовой техникой, контракты на поставку древесины… То, чем я всегда и зарабатывал на жизнь. К тому же испанский никогда не был самым сильным моим языком. Но в тот день больше ничего другого не оставалось: когда я выложил на бурый полированный стол перетянутые резинкой тощие папки с переведенными договорами, клерк, отсчитав мой гонорар, развел руками.
- Пока все. Не несут больше. После выходных попробуйте зайти… - и отвернулся к компьютеру, где его терпеливо дожидался столь любимый всеми офисными бездельниками пасьянс.
Я его знаю уже года три - с тех самых пор, как он пришел в это бюро переводов. И до сих пор ни разу не решался настаивать, когда он вот так, равнодушно объявлял мне, что по крайней мере на неделю я останусь без денег. Но на этот раз что-то толкнулось во мне, и я сказал:
- Неужели совсем ничего? Посмотрите, а? Вы понимаете, как раз счет получил, не представляю, как расплачиваться.
Он оторвался от экрана, удивленный моей настойчивостью, и, потерев низкий лоб, с сомнением протянул:
- Ну, вы же с испанским не работаете?
Счет действительно лежал на моем столе, и его четырехзначная итоговая цифра заставляла меня рисковать. Три года испанского языка в университете, законченном полтора десятка лет назад… Огромные аудитории с туманными окнами, удушливая меловая пыль, поднимающаяся от исцарапанной доски, никчемные архаические учебники, обучающие языку Сервантеса на примерах официальных контактов советских граждан Иванова и Петрова с сеньорами Санчесом и Родригесом. Ме §и51:а5 Ш. Вот, пожалуй, и все. Ничего, словарь дома есть…
- Работаю, - застенчиво солгал я. - Недавно начал.
Он еще раз окинул меня подозрительным взглядом, но все же поднявшись со стула, прошаркал в соседнюю комнату, где у них хранились документы, и вернулся с тяжелой кожаной папкой с полустершимся золотым вензелем в углу. Таких мне еще здесь видеть не приходилось.
- Вот, - он почтительно опустил ее передо мной на стол. - Наш «испанец» что-то задерживает первую часть перевода, а тут уже вторую принесли. Отстаем, боюсь, клиента потеряем. Так что вы не затягивайте.
- А что там? - я осторожно взял папку в руки и взвесил ее.
- Бумаги какие-то… Архивные, по-моему. Я особенно не смотрел, мне и так есть чем заняться, - он мельком взглянул на монитор, где его ждала разложенная колода карт и продолжал тикать неумолимый счетчик времени.
Заказ оплачивался втрое выше обычного, и я поспешил скрыться с ним, пока клерк не успел передумать. У папки был такой роскошный, аристократический вид, что убирать ее в мой драный портфель я не стал - почему-то вспомнилась история вечно голодного Тима Талера, которого вырвало, когда он впервые попробовал дорогой кремовый торт.
Затерянное в арбатских переулках бюро переводов размещалось в старом бревенчатом строении, там, где раньше находилась детская библиотека. Я бывал в нем еще маленьким, вместе с бабушкой заходя за книжками о кругосветных путешествиях или замученных фашистами пионерах-героях, поэтому сейчас еженедельные посещения бюро были чем-то ностальгическим, как поход в заброшенный и заржавевший парк аттракционов - для человека, которого тридцать лет назад приводили сюда покататься родители. Въевшийся в обои и деревянные стены аромат старых книг перебивал резкий запах деловых документов и сладковатый флер разогретой пластмассы, поднимавшийся от компьютеров. Для меня это бюро оставалось детской библиотекой… Вот поэтому, наверное, я сперва и не удивился, принявшись за перевод листов из кожаной папки.
Одного взгляда на них хватало, чтобы понять - они вынуты из книги, не вырваны, а именно аккуратно извлечены; разрезы по краям были сделаны с хирургической точностью, так
