Впрочем, Зосима вполне мог быть наводчиком какой-нибудь лесной банды. Такая мысль, конечно же, не преминула посетить забубенную головушку Митрохи, и он инстинктивно закрылся руками, словно его кто-то собирался бить.

Что только не покажется спьяну…

– Эй, дядя, протри глаза! – сказал я резким тоном. – Здесь все свои. Мы народ мирный. Ты в район нас подбросишь?

– К-конечно…

– Вот и ладушки. Сели, братцы, и поехали, – подал я команду.

Зосима забрал из ослабевших рук Тимохи вожжи, обозвал лошадей по привычке нехорошим словом, и мы в полном удовольствии неторопливо и расслабленно покатили по лесной дороге в направлении, где нас ждала цивилизация. Жизнь вдруг стала казаться нам вполне терпимой и даже приятной штукой.

– Ты чего это сюда заехал? – спросил Зосима. – Твой дом совсем в другой стороне.

– Бес попутал, – хрипло буркнул Тимоха, исподлобья посматривая на нас с подозрительностью и надеждой.

На что он надеялся, выяснилось быстро.

– Мужики, у вас нет, случаем… – Тимоха сделал весьма выразительный и где-то даже интернациональный жест – щелкнул пальцем по своему острому кадыку. – Нутро горит…

Я ухмыльнулся и ответил:

– Для вас, сэр, специально приберегли. В качестве оплаты за проезд.

Я достал свою заветную фляжку и налил страдальцу полкружки. Как же он страдал, пока выцедил ее врастяжку! Ему хотелось залить водку внутрь, а она просилась наружу.

Но когда кружка все-таки опустела, Митроха преобразился на глазах. Он нашел где-то под сеном яблоко, с хрустом сгрыз его – закусил, и спросил уже вполне нормальным голосом:

– А куда мы едем?

Вот те раз! Похоже, Митроха проснулся только сейчас.

– В район, – сухо молвил Зосима.

– Что мы там забыли!? – взбугрился Тимоха.

– Сдавать вас везем, – встрял и я со своими шуточками.

– К-как?… Зачем? – Тимоха растерялся.

– Натворили вы тут… – ответил я загадочно.

– Что я натворил? Скажите, а? Зосима, ты ж меня знаешь… – жалобно заскулил Тимоха.

– Знаю, – коротко ответил Зосима, даже не обернувшись; он сидел впереди и время от времени подгонял лошадей тонкой хворостиной.

– Это вы вчера в одиночку?… – спросил я, показав Митрохе пустую водочную бутылку. – Нехорошо, гражданин, очень нехорошо.

– П-почему? – по-прежнему слегка заикаясь, спросил мужичок.

– Из-за вашего пагубного пристрастия к спиртным напиткам могли погибнуть лошади. (В лесу ведь водятся волки). Что нанесло бы непоправимый вред флоре и фауне нашего района.

Незнакомые Митрохе слова «флора и фауна» совсем его добили. Но вывод он сделал из нашего разговора потрясающий:

– В район, так в район. А если вам надо, то поехали хоть в область. До области недалеко, километров пятьдесят. Верно я говорю, Зосима?

– Не знаю, я не мерил, – ответил Зосима, которого наш разговор начал откровенно забавлять.

Митроха растерянно умолк. Водка вернула ему живость и развязала язык, он хотел потрепаться всласть перед благодарными слушателями, но не знал, на какой козе к нам подъехать. Наверное, мужичок считал, что мы имеем какое-то отношение к власти, которую в глубинке всегда боялись как огня.

Наконец я сжалился над ним и миролюбиво спросил:

– Какая вас нелегкая понесла среди ночи в лес?

– У-у-у… – Митроха подкатил глаза под лоб. – Такое было… Там такое было…

– Где это – там?

– Ну, значится, был я вчера у кума. Зосима, ты помнишь Лексея? Кирдяпа его фамилия. Возле водокачки живет.

– Помню, – ответил Зосима. – Он с позапрошлого года мне сто рублев должон. На бутылку занимал. До сих пор не отдал. Как приеду на станцию, так он все огородами ходит.

– Так вот я и говорю, был у Лексея, кабанчика кололи. Ясное дело, на продажу. Кто же летом колет свиней для себя? Ну, сделали мы свое дело – кабанчик недолго брыкался, чересчур перекормленный был, а потом, ясное дело… хе-хе… свежатинкой побаловались. И приняли… но немного! Всего бутылку… кажись, литровую выпили. Ты ж знаешь, Зосима, у