комнаты абсолютно ей не соответствовало. Это было самое обыкновенное помещение для приемов, где Мария и Амилькар обычно смотрели телевизор. Мелани пересекла холл и, перед тем как войти в комнату, постучала в резные дубовые двери. Мистер и миссис Сантос сидели рядышком на маленькой софе, держась за руки. В комнате было темно, и лишь тусклый свет от экрана телевизора озарял их сияющие лица. Мария поднялась и включила настольную лампу.
– Мы ждали тебя еще днем, Мелани, – сказала она.
– Я завтракала с Эдуардо Чакасом, а потом мы пошли в кино. Показывали фильм „Крамер против Крамера', – объяснила Мелани. И тут же поймала себя на мысли, что добровольно рассказала Марии больше, чем это требовалось по ситуации. Так случалось всякий раз, когда Мелани нужно было дать свекрови отчет о своем времяпровождении. Мелани удивилась, увидев, как Амилькар ушел в другой конец комнаты и стал увлеченно, как будто это действительно было ему интересно, переключать одну за другой программы телевидения. Она была уверена, что его больше интересует разговор жены с невесткой, но он все-таки сделал над собой невероятное усилие и решил оставить дам одних. „Иногда что-то меняется к лучшему, но бывает уже слишком поздно', – подумала Мелани.
– Я слышала, это хороший фильм, – отметила Мария. – Я так рада, что ты с нами. Садись, пожалуйста, Мелани, нам нужно поговорить о наших семейных проблемах, так сказать, в узком кругу. – Мария замолчала, давая невестке возможность поудобней устроиться в кресле.
– Что-нибудь выпьете? – спросил Амилькар.
– Ради такого случая я отступлюсь от своих правил, – улыбнулась Мария. Эти ее слова казались столь же неожиданными, как и попытка Амилькара быть приветливым. – Мне шерри, дорогой.
– Мне то же самое, пожалуйста, – откликнулась Мелани. Она согласилась выпить с Амилькаром и Марией потому, что ей не хотелось разрушать ту атмосферу взаимопонимания, которая стала складываться сейчас, здесь, в этой комнате, благодаря их усилиям. Минуту спустя они втроем удобно расположились в креслах и, держа в руках по бокалу, начали мило беседовать.
– Сейчас очень трудное время для всех нас, Мелани, – говорила Мария. – Смерть Диего – это такая же ужасная потеря для тебя, как и для нас с Амилькаром. Мы теперь остались одни. Боюсь, ты не всегда чувствовала себя здесь полноправным членом нашей семьи. Наверное, это моя ошибка, и я прошу меня простить. Я только хочу, чтобы ты знала, что ты нам как дочь. Пожалуйста, не забывай об этом.
Мелани никогда не любила ни Марию, ни Амилькара и знала, что уже никогда не полюбит. Но смерть Диего сблизила их, и ей все труднее было решиться объявить о своем отъезде. На мгновение она даже усомнилась в правильности своего решения. Но лишь на мгновение. Стоило ей только представить, как много проблем возникнет, узнай родители Диего о ее беременности, и уверенность вновь вернулась к ней.
– Очень любезно с вашей стороны сказать мне об этом, Мария, – начала она. – Я ценю все, что вы сделали для меня. – По дороге Мелани репетировала свою речь и наконец пришла к выводу, что должна будет выразить им искреннюю благодарность. – И я всегда думала о вас, как о своей семье, – закончила она.
– Это очень трогательно, моя дорогая, – произнесла Мария. – Члены семьи должны оставаться вместе, обретая покой и уют друг возле друга… Мы с Амилькаром хотели бы узнать твои планы.
Мелани была приятно удивлена столь неожиданным поворотом их беседы: самой ей было бы трудно завести разговор на эту тему.
– У меня нет никаких особенных планов. Я только думала съездить на недельку или на две к маме в Америку. Я бы хотела уехать в ближайшее время, если вы, конечно, не против, – ответила Мелани.
Амилькар и Мария обменялись взглядами, и было в них что-то, что заставило Мелани опять почувствовать себя бесконечно далекой от них.
Мария улыбнулась.
– Конечно, – сладко проговорила она. – Это самое правильное решение. Ты можешь попросить свою секретаршу заняться оформлением документов, дорогой, – подсказала она мужу, а затем опять обратилась к Мелани. – Тебе только нужно будет завтра утром за завтраком дать Амилькару свой паспорт, и больше ни о чем не надо беспокоиться. Все будет сделано.
Мелани стояла у окна спальни, отсутствующим взглядом наблюдая за струйками дождя, тоненькими ручейками сбегавшими с бронзовых статуй, одиноко стоявших на площади. Яркими, разноцветными бликами был освещен лишь Жокей-клуб, да еще несколько окон в домах, примыкавших к площади. Изредка проезжали случайные машины. И хотя было лишь немногим больше полуночи, город, казалось, уже спал. Медленно проследовал мимо бдительный страж порядка – „форд' с нарисованным на дверцах гербом Федеральной полиции. Эта машина напомнила Мелани другую, которая ждала ее в аэропорту в первый день приезда в Буэнос-Айрес. И опять мощным потоком в ее сознание ворвались воспоминания о Диего. Мелани решительно отошла от окна.
Она была обеспокоена предложением Марии отдать Амилькару паспорт для оформления выезда за границу. Мелани заметила, что ей не нужна виза в Америку, на что Мария ответила длинной и сложной речью по поводу „изменений в системе контроля налоговых служб аэропорта' и в конце концов сделала вывод, что Мелани просто необходимо отдать свой паспорт для оформления Амилькару. Это объяснение прозвучало слишком странно, но не более странно, чем многие другие бюрократические процедуры, с которыми Мелани уже пришлось столкнуться в этой стране. В принципе, у нее не было других причин, кроме собственных подозрений, отклонить предложение свекрови. „Мне не надо будет ни о чем беспокоиться самой, – подумала она, – нет никаких серьезных оснований не отдавать паспорт завтра утром Амилькару'.
Если возникнет необходимость, она всегда сможет пойти в американское посольство и заказать дубликат. Мария и Амилькар не смогут заставить ее остаться здесь против воли, к тому же у них нет повода поступать так. Хотя Мария и сделала сегодня вечером столь неожиданное и теплое признание, Мелани с трудом верила в то, что свекровь с мужем действительно хотят видеть ее членом своей семьи.
Зазвонил телефон. Это была личная связь Мелани, номер, который знали немногие. И немногие могли звонить ей после полуночи. Она подняла трубку, и на секунду ей показалось, что она слышит голос Диего. Но это был Эдуардо.
– Я надеюсь, ты не спишь, – не тратя слов и времени на приветствия, начал он. – Я не один, но мой новый восхитительный друг сейчас в ванной. Я беспокоился, как у тебя дела?
Мелани улыбнулась.
– Все в порядке, – ответила она.
– Ты уже сообщила им, что уезжаешь?
– Да. Я сказала, что собираюсь проведать свою маму, и думаю, они поверили мне.
– Не очень-то рассчитывай на это. Сказать о Марии, что она полная дура… – Эдуардо неожиданно замолчал, – …было бы самой глупой ошибкой, – продолжал он уже на английском. – Не думаю, чтобы этот парень понимал иностранные языки, но лучше на всякий случай соблюдать меры предосторожности, – объяснил Эдуардо свой столь резкий переход к английской речи. – Ты знаешь, я думал о том, что ты рассказала мне сегодня утром. Если это все правда, в скором времени они могут что-нибудь заподозрить. И чем скорее ты уедешь отсюда, тем лучше… О, дорогая, мой прекрасный-распрекрасный что-то загрустил. Не будь столь нетерпеливым, Рауль! – услышала Мелани шепот Эдуардо, вновь перешедшего на испанский.
– Спасибо тебе за звонок и за совет, но, кажется, тебе следует вернуться к гостю, – сказала она. – Да и мне пора спать. Я хотела завтра встать пораньше, чтобы сходить в американское посольство. Еще раз спасибо за заботу. Спокойной ночи.
Амилькар встал, как обычно, в полседьмого утра. И семи он уже успел принять душ и надеть один из своих многочисленных, похожих друг на друга как две капли воды, нарядов: светло-голубая рубашка, серый костюм и темные туфли. Он лишь на минуту задумался, выбирая себе галстук из тех, что приготовила ему Мария еще вчера вечером, перед тем как лечь спать. Наконец, полностью одевшись, Амилькар спустился к завтраку. Он едва успел просмотреть третью страницу утренней газеты, как в столовую ворвалась Мария.
– Ты должен пойти со мной прямо сейчас, – задыхаясь, проговорила она.
Амилькар последовал за Марией в ее комнату. Там она включила ему пленку с записью разговора
