Тут заговорил Веланд.

– Твоя рабыня предложила Мине пить какое-то зелье, чтобы уберечь чрево от чересчур скорого появления нового младенца.

Викинга почти не удивили слова кузнеца – все это было очень похоже на то, что могла бы сделать Фиона. Даг теперь уже не боялся ее тайных знаний; однако, взглянув на лица своих товарищей, он понял, что им ситуация видится совсем по-другому. Фиону итак уже подозревали в колдовстве, на чем в свое время настаивал Бродир, и нынешнее обвинение только подогрело страсти.

– Речь шла только о помощи, – сказал Даг. – Новая беременность может быть опасной для жизни Мины, по крайней мере до тех пор, пока она не оправилась полностью.

Ярл покачал головой.

– Питье, убивающее мужское семя, – это зловредное колдовство. Слова Бродира были правдой: эта женщина – колдунья.

– И все-таки я не понимаю, по какой причине ее изгоняют, – настаивал Даг. – Она ведь хотела сделать как лучше…

Веланд стукнул по столу своим увесистым кулаком.

– Мы не желаем, чтобы наши женщины оказались в лапах этой ведьмы. Если бы моя жена сама не убедилась в том, что ирландка умеет много полезного, я бы заставил вас предать ее смерти!

И тут наконец заговорил Сигурд. Голос его звучал негромко, по все сразу замолкли:

– Ярл принял решение. Отныне женщина будет спать в сарае для рабов и работать в поле. Ей будет позволено лечить жителей поселения, но при этом кто-то всегда должен наблюдать за ней. И еще ей нельзя будет разговаривать ни с Миной, ни с любой другой свободной женщиной иначе как в присутствии ее мужа.

Даг вздохнул. Бедная Фиона. Теперь она не только рабыня, но еще и батрачка. Он представил, как ее нежная кожа темнеет и становится грубой, а изящная походка превращается в усталое шарканье; ее тонкие чуткие пальцы скрючиваются и костенеют от нескончаемой тяжелой работы. Он должен сберечь ее от непосильной доли и не дать своим сородичам сокрушить ее красоту.

Викинг поднял голову и взглянул на Бродира, который все это время не произнес ни слова: на лице его отражалось явное удовлетворение. Не было никаких сомнений в том, что он не успокоится до тех пор, пока строптивая рабыня не будет мертва.

Даг быстро встал; надо было разбудить Фиону и вывести ее из дома, прежде чем туда вернутся остальные викинги. Он должен защитить ее от их неправедной ненависти.

– Даг. – Сигурд тоже поднялся и дал брату знак отойти в сторону. – Я хотел сам сообщить тебе эту весть, но мне пришлось битый час убеждать ярла в том, что ирландка не собиралась причинить зла кому бы то ни было. Теперь я заплатил ей свой долг за спасение жизни Гуннара, и дальше ответственность за нее ложится на твои плечи.

– Благодарю тебя за эту помощь, – Даг почтительно склонил голову, – но ты еще должен сказать мне, кто донес ярлу про совет Фионы? Может быть, ты?

– Вовсе нет! Мина ничего не сказала мне про эти дела. Она считает ирландку своей подругой и никогда не предала бы ее. – Сигурд покачал головой. – Сейчас Мина лежит в постели и рыдает – так ее расстроила несправедливость, которой подверглась твоя рабыни.

– Тогда кто же?

– Ингеборг. Она тоже не хотела причинить девушке зла, но эта женщина чересчур простодушна и, родив троих детей за три года, захотела сделать перерыв; но так как у них до сих пор нет сына-наследника, сама мысль об этом показалась Веланду кощунственной, а совет Фионы – чрезвычайно опасным.

Даг представил себе Ингеборг, ее золотые косы и суровое лицо. К чему заставлять бедняжку вынашивать следующего ребенка, когда она уже и без того занята бесконечной возней с тремя дочками? И она была не единственной: во всех семьях викингов детьми занимались женщины, и все заботы ложились на их плечи.

Размышляя об этом, Даг вдруг подумал: а не использовала ли Фиона это зелье, чтобы убить и его семя? Мысль об этом была ему откровенно неприятна, но он знал, что не стал бы обвинять ее, если бы она сделала это. Было бы жестоко принести в мир ребенка, когда их собственные жизни еще не устроены.

– Я пойду к ней, – сказал он брату. – Не хочу, чтобы она покидала дом, сопровождаемая незаслуженными проклятиями.

Сигурд молча кивнул, и Даг направился в свою спальню. Он уже принял решение, и слова ярла только укрепили его в неизбежности сделанного выбора. Теперь ему придется увезти ирландку в соседнее с Энгваккирстедом поселение, а если получится, то и подальше – к ней домой, в Ирландию, где он начнет с ней новую жизнь.

Но должен ли он сообщить ей о своем решении прямо сейчас, у него еще нет ни корабля, чтобы пуститься в дальнее путешествие, ни других средств, чтобы осуществить этот план. Возможно, лучше пока не будить в ней напрасных надежд. Он скажет ей об этом, когда главная часть подготовки будет уже закончена.

– Тебе следует поспешить, пока мужчин нет в доме, и будет лучше, если они не увидят тебя по соседству с их женщинами.

Выслушав слова Дага, Фиона вздохнула и покорно принялась собирать свои вещи. Когда она, проснувшись, обнаружила, что Даг вышел, это не слишком взволновало ее. Впервые за долгое время душа ее была спокойна: она рассказала своему возлюбленному правду об их первой встрече, и он не отвернулся от нее.

Вот только эти новые неприятности… Она должна покинуть дом, ей запрещается общаться с женщинами Энгваккирстеда. Теперь она становилась не просто рабыней, но и превращалась в изгоя. С языка ее готовы были сорваться проклятия по адресу всех норвежцев, но, глянув на опечаленное лицо