Фиона снова перенеслась памятью в те далекие, решившие ее судьбу часы, которые она провела в подземелье вместе с раненым викингом. Тогда она была всего лишь невинной, любопытной девчонкой, оказавшейся наедине с привлекательным и беспомощным мужчиной.

– Прежде всего мне было жаль тебя. Ты страдал от боли, но все же был так красив…

Она улыбнулась, вспоминая.

– Я понимала, что это безумие, что я должна была опасаться тебя, испытывать страх перед грозным викингом. Но ты посмотрел на меня… и твои муки тронули мое сердце. Не забывай также о моем упрямстве, вплоть до последнего момента я надеялась, что ты хоть немного поправишься и поможешь мне выполнить мой план.

Даг озадаченно покрутил головой.

– Разве не было другого способа избежать этого брака: например, попробовать уговорить отца? Если ты так ненавидела своего жениха, наверное, он смог бы понять тебя…

– Сейчас это кажется простым, а тогда… – Фиона вздохнула. – Мой отец не объяснил мне, зачем ему был нужен этот брак с Сивни, и я приготовилась к самому худшему. Я слишком поздно поняла, что он надеялся таким образом заполучить себе воинов для защиты от набега викингов…

Голос девушки прервался. Даг едва сдерживал себя – так сильно было его желание утешить Фиону. Его потрясло ее признание в том, что она столь дерзко хотела нарушить волю отца; по его понятиям, женщина не имела права не исполнить волю своего господина. Правда, до сей поры ему не приходилось знать женщин, похожих на Фиону. Временами она была не менее смелой и предприимчивой, чем самый отважный мужчина. В конце концов, разве он сам не был восхищен ее бесстрашием?

Дат поднялся, собираясь выйти из спальни.

– Закрой глаза и постарайся заснуть, – сказал он.

В ответ Фиона лишь тихонько всхлипнула. Жалость буквально разрывала сердце викинга, но он не хотел возвращаться, не приняв решения.

Пробравшись мимо скамей, на которых храпели спящие воины, Даг вышел в полумрак летней ночи. Воздух был полон сладкого аромата свежескошенной ржи и неизменного соленого запаха моря. Викинг глубоко вдохнул этот воздух, надеясь, что он поможет ему прояснить мысли. Сейчас ему больше всего хотелось оказаться в открытом море на палубе «Девы бури» – ничто не могло сравниться с чувством полета по волнам под ясным, усыпанным звездами небом, и никакая страсть не могла так взволновать его, как это предвкушение опасности, которое ни на миг не покидает воина, отправляющегося в поход.

И вот с некоторых пор все изменилось. Ирландка заставила его кровь кипеть на суше столь же бурно, как и на палубе корабля, стремительно несущегося по волнам. Ради нее он готов был пойти на все, даже возвратиться вместе с ней в ее Ирландию.

Эта мысль пришла ему в голову несколько дней назад, когда он разговаривал с Ранвейгом. Старый строитель кораблей любил поболтать о совершенных им когда-то путешествиях, о местах, в которых он побывал, пока больные суставы не сделали его жизнь на палубе сплошной мукой. Тогда Даг упомянул о своем участии в набегах на северное побережье Англии. Они занимались этим несколько лет, вывозя из страны все сколько-нибудь ценное, и, лишь опустошив весь цветущий край, обосновались здесь. Это была хорошая страна, и в ней жили красивые женщины.

Слушая его, Ранвейг согласно кивал, вспоминая своих товарищей, таких же морских бродяг, как и он сам. Когда-то мужчине приходится оставлять кочевую жизнь, сказал он, если тот хочет осесть на земле и обзавестись сыновьями. Умный человек предпочтет кусок земли в местности, ставшей безлюдной после набегов, и обоснует свой дом именно там.

Именно тогда в воображении Дага в первый раз возникло странное видение – он и Фиона сидят во главе стола в пиршественном зале дома, построенного на вершине одного из пологих холмов Ирландии. Потом подобные мысли стали все чаще приходить ему в голову. Все это казалось вздорной прихотью, рожденной в горячечном бреду, но порой видения захватывали его, заставляя думать, что это и в самом деле может когда-нибудь свершиться. Он не говорил о них ни с кем – просто не осмеливался, чтобы преуспеть в своем намерении, ему нужно было то знание ее родной страны, которым обладала Фиона. К тому же он все еще не был уверен, что может доверять ей.

Именно это Даг и должен был решить сейчас. Может ли он рискнуть, понадеявшись на помощь ирландки? Формально они были врагами, хотя с самого первого мгновения, как только он увидел Фиону, его всегда тянуло к ней. Возможно, их души были связаны между собой узами куда более прочными, чем простое влечение? Даг даже подивился пришедшей ему в голову мысли – разве притяжение духа может быть более сильным, чем влечение крови?

– Эй, кто здесь? – неожиданно прозвучал чей-то голос из темноты.

– Это я, Даг.

– Хвала Тору. Ты изрядно напугал меня, – признался Рориг, появляясь из-за торфяной ограды. – Веришь ли, я едва не обделался от страха, когда услышал твои шаги.

– А что ты делаешь здесь в такое время?

Рориг печально вздохнул.

– Вчера прошел слух, будто Агирссоны собираются в набег. Сигурд считает, что теперь мы должны выставлять на ночь часовых.

Дат почувствовал угрызения совести. Он был так поглощен своими думами об ирландке, что совершенно забыл обо всем другом. Набеги были постоянной угрозой для процветающих поселений, и Сигурд поступил правильно, позаботившись об охране.

– Тебе следует более серьезно относиться к своим обязанностям, – заметил Даг. – Нас всех могут заживо сжечь прямо в постелях, если даже малейший шорох ускользнет от твоего внимания.

– Неужели опасность и впрямь так велика?

– Трудно сказать. Сигурд недавно напомнил мне, что мы приходимся дальней родней Торвальдсам, – этого может быть вполне достаточно, чтобы клан Агирссона пошел против нас.