совершенную жизнь и была полностью отпущена на свободу. Теперь я чувствовала, что я настолько возвышаюсь над своей ветхой природой, насколько ранее я пребывала под ее гнетом. Я была невыразимо исполнена радости, обретя Того, Которого я боялась потерять навеки, ибо теперь Он вернулся ко мне в неизъяснимом величии и чистоте. Именно тогда, мой Бог, я в Тебе нашла обновленным все то, чего я была лишена в предыдущее время. Мир, которым я теперь обладала, был святой, благодатный и неописуемый.
Это новое состояние было слишком далеко от самовозвышения или попыток присвоить себе заслуги его обретения. Мой опыт сделал меня чувствительной к тому, какой я была. Я надеялась, что смогу наслаждаться этим счастливым положением некоторое время, но я мало верила тому, что мое счастье может быть таким великим и неизменным. Если бы можно было судить о величине добра по степени тех страданий, которые ему предшествуют, я предоставляю возможность судить о моем счастье по тем скорбям, которые я претерпела, прежде чем его достигла.
Апостол Павел говорит нам, что «страдания этой жизни несравнимы с той славой, которая откроется в нас». Как это истинно по отношению к нашей жизни! Один день счастья был более ценен, нежели годы страданий. Действительно, именно в это время я поняла, насколько полезно было все, что мне суждено было пережить, хоть тогда это был всего лишь рассвет будущей жизни. Желание совершения добра было возвращено мне в большей степени, чем когда–либо. Оно возникало у меня совершенно свободным и естественным образом.
В начале эта свобода была не столь заметна. Но по мере того как я двигалась вперед, она возрастала. Мне выпал случай встретиться с господином Берто, и в эти несколько минут я сказала ему, что, по моему мнению, мое состояние сильно изменилось. Он, по–видимому, занятый чем–то другим, ответил: «Нет». Я поверила ему, ибо благодать научила меня отдавать предпочтение суждению других, и скорее верить им, нежели своему собственному опыту и мнениям. Но это не причинило мне беспокойства.
Я боялась, чтобы здесь не утаилась какая–нибудь уловка дьявола, способная сместить меня с моего нынешнего положения или выкрасть меня из моих обстоятельств. Чем более я осознавала свое собственную жалкую сущность, свою неспособность и ничтожность, тем яснее мне становилось, что все это приспосабливает меня к Божьим планам, какими бы они ни были. «О мой Господь, — говорила я, — возьми слабое и немощное для совершения Твоих дел, дабы вся слава была Твоей и дабы человек не мог никакое из Твоих дел присвоить себе. Ибо если Ты возьмешь человека выдающихся способностей и великих талантов, он что–то сможет присвоить себе. Но если Ты возьмешь меня, то будет явлено, что Ты, один, есть автор всякого соделанного добра». Так, я продолжала пребывать в спокойствии своего духа, предоставляя Богу ведение всякого дела и при этом оставаясь абсолютно довольной. Ибо,
Я содержала себя в полной готовности решительно исполнять Его повеления, когда бы Он мне их не объявил, даже если бы для этого потребовалось пожертвовать своей жизнью. Я была освобождена от всех крестных мучений. Тогда я снова возобновила свою заботу о больных, перевязывание ран. Бог поручил мне выхаживать самых безнадежных из них. Когда хирурги были не в состоянии сделать что–либо, именно тогда Бог посылал меня лечить этих несчастных. О, какая радость сопровождала меня повсюду, ибо везде я находила Того, кто связал меня с Собой в Его собственной необъятности и безграничной вездесущности!
О мой Господь, какого только счастья я не вкусила, пребывая либо в уединении, либо же с моей маленькой семьей, где ничто не могло поколебать моего умиротворения! Когда я была в провинции, и нежный возраст моих детей еще не требовал от меня приложения многих усилий, ибо они были в хороших руках, я могла на большую часть дня уходить в лес. Там я провела столько счастливых дней, сколько горестных месяцев мне довелось пережить ранее. Ты, мой Боже, поступил со мной как со своим слугой Иовом, воздав мне вдвойне за все, что Ты взял и избавил меня от всех моих крестных мучений. Ты наделил меня чудесной способностью угождать всякому человеку. Меня удивляло, что теперь моя свекровь, которая всегда раньше на меня жаловалась, заявляла, что нет человека более довольного мною чем она. Хоть я не делала ничего, чтобы угодить ей. Та, которая раньше кричала на меня больше всех, теперь высказывала свое сожаление об этом и постоянно меня хвалила. Моя репутация была восстановлена с лихвою, в сравнении с тем, насколько она казалась мне потерянной. Я пребывала в абсолютном мире, как внешне, так и внутренне. Мне казалось, что моя душа уподобилась Новому Иерусалиму, о котором говорится в Апокалипсисе, приготовленном как невеста для своего мужа, где нет уже ни печали, ни слез. Я ощущала совершенное безразличие ко всему, что находится в этом мире, пребывая в таком великом единении с Божьей волей, что моя собственная воля казалась потерянной. Моя душа была не в состоянии уклоняться в какую–либо сторону, ибо ею завладела другая воля. Она питалась всем тем, что промыслу Божьему было угодно ежедневно ей посылать. Теперь она способна была находить лишь божественное благоволение, и это давалось ей столь легко и естественно, что она ощущала себя бесконечно более свободной, чем тогда, когда имела собственную свободу. Подобное влияние Провидения продолжалось и со временем усиливалось, становясь все совершеннее даже до сего часа. Я не могла пожелать чего–то по своему желанию, но всегда была довольна тем, что мне попадалось. Если кто–нибудь в доме спрашивал меня: «Ты хочешь это или то?», я всегда удивлялась, что во мне не осталось способности желать или выбирать.
В моей душе исчезло восприятие второстепенных предметов, как если бы высшая сила заполнила все пространство, которое они некогда занимали. Я уже даже не чувствовала той прежней сущности, которая была ранее ведома Его жезлом и посохом, потому, что теперь передо мной представал Тот единственный, Которому моя душа отдала все свои права.