В то время как Николай трудился, как муравей, закладывая фундамент нового семейного благополучия, Эльвира сидела дома и скучала. Делать ей было нечего, и она начала закатывать мужу скандалы на предмет поздних возвращений и частых командировок.

Единственное, к чему это привело — так к тому, что Николай, доселе вполне довольный женой и детьми, начал с тоской сравнивать свою распухшую подругу жизни с эффектными молоденькими женами, которых заводили его новые приятели. Сравнение, разумеется, было не в пользу Эльвиры.

Жизнь между тем понемногу налаживалась, Николаю уже не нужно было сидеть на работе до одиннадцати, но он все равно редко оказывался дома раньше полуночи, проводя остальное время в казино и ресторанах. А потом он и вовсе перестал ночевать…

— Доброе утро, — сказал Черяга, переступая порог квартиры Заславского, — меня зовут Денис, я с Ахтарского металлургического.

За его спиной тщательно расшаркивался о коврик Гордон. Женщина смотрела на него, как на упавшую в варенье муху. Из-за стенки громко причитал телевизор. Судя по всему, Черяга оторвал ее от созерцания рекламы «Памперсов» или иного, столь же глубокомысленного времяпрепровождения.

— Николай так и не звонил? — спросил Черяга.

— Нет, — сказала женщина, — а по мне так пусть и не звонит. Кот мартовский.

Но глаза у нее были красные и расстроенные. Квартира у Заславского была хорошая, с евроремонтом, с розовым кафелем в ванной и сорокаметровой гостиной, уставленной дорогой мебелью, и Гордон ходил по квартире, с интересом оглядывая жилье «новых русских». А когда он вернулся в кухню, Эльвира уже разливала по трем кружечкам ароматный кофе, и Черяга спрашивал:

— А когда он отсюда ушел?

— Во вторник. Позавчера.

— Он вел себя так же, как всегда? Не был ни нервный, ни встревоженный?

— Нет.

— Жаловался на трудности на работе?

— Да ни на что он не жаловался, — сказала Эльвира, — выпил кофе, буркнул, что масло несвежее, и пошел. Хорошо, хоть плащ надел.

— Что значит — плащ надел? — уточнил Черяга.

— Ну, он всегда без плаща ходит. На улице холод собачий, а он прыгает, словно летом, в одном пиджачке. Я ему каждый день говорю: «Надень плащ!» А он: «Я в машине, мне не холодно». Просто как дите малое, и никаких советов не слушает! Объясняешь ему, объясняешь…

— Значит, Николай никогда не носил плаща? — уточнил Черяга, — а во вторник одел?

— Ну да.

— Он часто не ночевал дома ночью?

— Часто, — сказала Эльвира. — Он с чего начал? Завел привычку приходить домой в одиннадцать. «Ты где, — спросишь, — был?» «На работе», — отвечает. Представляете? В двенадцатом часу он был на работе. Вот вы — во сколько с работы уходите?

— Когда как, — сказал Черяга, — когда в одиннадцать, когда в полвторого. Ночи.

Эльвира видимо смутилась, но тут же оправилась и сказала:

— Ну а он так был не на работе. Это я точно знаю. Придет, пахнет помадой. Потом — играть начал. Приезжает в третьем часу, пьяный, на машине от казино — знаете, они на бесплатных такси клиентов развозят, чтобы клиент не стеснялся до копейки проигрываться… А потом и вовсе перестал.

— Он много проигрывал?

— А бог его знает. Он мне, сколько зарабатывал, не говорил, и сколько проиграл, не говорил. Его спросишь: «Коля, ну сколько у тебя в месяц выходит?», а он пачку долларов вытащит: «На тебе на расходы. Довольно?» Только если человек каждый день в три часа ночи из казино приезжает, что-то я не думаю, что он там выигрывает. Это казино бы разорилось, если бы он выигрывал.

— Он в одно казино ездил или в разные?

— Не знаю. А машина когда приезжала, так у ней на гребешке было «Серенада» написано. Это когда он приезжал. А потом он эту себе завел… фифу…

— Кого?

— Откуда я знаю! — визгливо сказала Эльвира, — звонит по два раза в день, сначала Таей звали, а теперь Томой.

— Куда звонит, — уточнил Черяга, — домой?

— Она на мобильник звонит, — пояснила Эльвира, — а когда он переключен на домашний телефон, я беру трубку.

— А последние два дня Тома не звонила?

— Я же вам сказала, она только на мобильник звонит. А мобильник у него с собой.

— А где Тома живет?

— Понятия не имею! Блядь обыкновенная, он ее, по-моему, в казино снял.

— Скажите, Эльвира Степановна, а он в последние дни был такой же, как всегда? Или — встревоженный какой-нибудь?

— Как всегда. Слова не скажет. Утром встанет, небритый, на кухню придет: «Ты сварила кофе?» Что,