операций, в том числе и для обналички денег. Двести тысяч не учинили бы существенной дыры в хранилище банка.

— Между прочим, — напомнил Брелер, — это не мы решаем, будем мы платить за Колю или нет. Это Сляб решает.

Черяга кинул взгляд на часы. Извольский должен быть уже на пути из аэропорта. Самолет приземлился минут двадцать назад.

— Ты ручаешься, что девочка тут не при чем? — тихо спросил Гордон.

— Я ни за что не ручаюсь, — сердито ответил Черяга, — я ручаюсь, что дважды два будет три и девять в периоде. А больше ни за что. Просто если меня спросят, а какова вероятность того, что Тамара Векшина принимает участие в этом деле, я отвечу, что вероятность примерно та же, что кто-нибудь из нас, я или Брелер, тоже замешаны в этом деле с Лосем.

И в этот момент раздался новый звонок. Денис снял трубку, молча выслушал сообщение и нервно захихикал.

— Ты что? — недоуменно спросил Брелер.

— Недоспал, — сказал Черяга, — поздравляю вас, господа! Я вот тут сижу и думаю, чего нам не хватает для полного счастья…

— Что такое? — встревожился Брелер.

— Извольский наконец побился, — объяснил Черяга.

И, глядя на побелевшее лицо Брелера, тут же добавил:

— Да жив он и цел. Три тачки всмятку, авось теперь как человек ездить будет…

Небольшой представительский «ЯК-40» с изюбрем на хвосте — символом Ахтарского металлургического комбината, — приземлился в аэропорту Домодедово около десяти утра.

К трапу подкатились темно-зеленый «мере» и «БМВ» сопровождения. К неудовольствию охранников, Сляб высадил из «мерса» шофера и сам сел за руль: любимый «брабус» Извольского остался в Ахтарске, но гендиректор не мог отказать себе в удовольствии прокатиться с ветерком по пустынному Домодедовскому шоссе.

За двенадцать минут темно-зеленый «мере» проскочил расстояние до Москвы, оставив машину сопровождения разбираться с уязвленным в самое сердце гаишником, собиравшим дань на мосту через речку Пахру под знаком, ограничивавшим скорость до 50 км в час, и вылетел на внутреннее кольцо МКАД.

В девять минут одиннадцатого у трейлера, ехавшего по внутренней стороне московской кольцевой автомобильной дороги, протек поддон картера. Дело было между Варшавским шоссе и Профсоюзной. Трейлер остановился, и на асфальт вылились полтора литра масла. После этого трейлер проехал несколько метров вперед, включил аварийку и принялся ремонтироваться.

Моросил слабый дождик, дорога была относительно пуста, и минуты две трейлер стоял и ремонтировался без особых помех.

Спустя три минуты на дороге показалась беленькая «шестерка», мирно делавшая по той самой полосе, на которой угнездился трейлер, около восьмидесяти километров в час. Поздно завидев аварийку, водитель попытался отвернуть вправо, но в этот-то миг, на его несчастье, под колесами «шестерки» оказалась та самая лужа масла.

Машину мгновенно развернуло и потащило поперек полос, все ближние водители бросились врассыпную, как куры от ястреба. Быть может, «шестерке» еще и удалось бы выпутаться, если б не темно- зеленый шестисотый «мере», за рулем которого сидел Извольский. «Мере» летел справа от «шестерки», под сто пятьдесят километров в час, обгоняя лентяев на левой полосе, и какие-то аварийные огни на дороге, и белый неторопливый «жигуль». Сделать на такой скорости что-нибудь было невозможно. «Шестерка» влупилась шарахнувшемуся от нее «мерсу» в левую скулу, обе машины завертелись на шоссе, и тут же «мере» словил хук справа — от пятнистого военного тягача.

Помятая «шестерка» вылетела на газон, стукнулась о пробойник и замерла, высунувшись фарами в сторону встречной полосы. Военный грузовик захлопал пробитой покрышкой и приткнулся к обочине.

Извольский, кое-как справившийся с управлением, остановил машину, с корнем выдрал полуотвалившуюся дверцу и выскочил вон. Несмотря на воздушные мешки, его довольно сильно стукнуло, он слегка хромал и морщился от боли в боку. Рядом уже тормозила светло-серая «БМВ» с охранниками.

Водитель «шестерки» сидел в своей тачке, видимо, в трансе. Разъяренный Извольский подскочил к «жигулям», рванул дверцу и скомандовал:

— А ну вылазь, козел!

Два охранника бугрились за ним плотной стеной.

Водитель не вылазил. Извольский обеспокоено сунул голову внутрь «жигулей».

За рулем, сжавшись в комочек, сидела испуганная девушка в сером шерстяном жакетике и синих джинсах. Невидящими глазами она смотрела на вдрызг изувеченный «мерс», из которого вылез хорошо одетый мордоворот, и на сопровождающих его качков из «БМВ». С ней случилось самое страшное, что может случиться с российским автомобилевладельцем: она побила бандитскую иномарку.

За последние годы директор привык к девицам совсем другого сорта — длинноногим, полуголым и ярко накрашенным, и он сразу заметил, что на девушке не было никаких украшений и никакой косметики. На вкус Извольского, она была не столько хороша, сколько беззащитна, как серый воробышек.

Ярость Извольского внезапно улеглась. Как ни был он раздосадован, он все же прекрасно понимал, что, иди он помедленней, он бы спокойно увернулся от «шестерки», и что скорость на МКАД все-таки ограничена 100 км в час. Кроме того, одного взгляда на масляное пятно хватило ему, чтобы сообразить, что случилось, и он понимал, что, попади на пятно он, — он бы так же кувыркался поперек полосы.

— Ну, что сидишь? Ты цела? — добродушно сказал Извольский.

Девушка опустила головку на руль и зарыдала. К месту происшествия уже подруливала патрульная