В дверь гостиной осторожно поскреблись. На пороге появилась домработница с подносом, уставленным чашками и вареньем.

— Вон, — сказал Лучков, и домработница испуганно сгинула.

— Знаете, — после небольшой паузы проговорил Черяга, — ведь если эта история наружу вылезет, то еще один человек будет до усрачки недоволен.

— В смысле?

— Коваль. Черяга помолчал.

— В самом деле, ведь нельзя же вора в законе использовать три месяца вместо половичка? Он и обидеться может, невзирая на любые отношения, которые вас связывали в прошлом. Это, кстати, тоже интереснейший вопрос, откуда у вас такая нежная дружба. Мы постарались его прояснить, и обнаружился ряд любопытных совпадений. Например, — вы получаете очередной чин за посадку шайки валютных махинаторов, а Коваль после этой посадки становится монополистом на ломку чеков возле «Березки». Или вы ловите крупного цеховика, а накануне ареста Коваль этого цеховика обносит вчистую… Словом, налицо картина взаимовыгодного сотрудничества. Братва ведь тоже этими совпадениями может заинтересоваться. Собственно, она непременно заинтересуется, как только наши пленки вылезут на широкие экраны и встанет вопрос, а за каким хреном долголаптевские задарма пахали на банк «Ивеко»?

— Ну, не задарма, — процедил Лучков.

— Вот именно, что не задарма. Я думаю, что в данной ситуации Коваль сможет спасти свою марку среди братвы единственным способом: раскричаться, что его кинули, что ему половину комбината обещали — и хлопнуть кого-нибудь. Вас или даже, увы, Арбатова. Мы люди подзаконные, мы на главу «Ивеко» охотиться ни в жисть не будем, а Коваль — он беспределыцик, с него станется.

Лучков долго молчал. Очень долго.

— Ладно, — наконец сказал он, — поругались и хватит. Понты кончились, давайте обсуждать ситуацию конструктивно. Я так понимаю, что если вы поехали не в Генеральную прокуратуру, а ко мне на дачу, то вы все-таки понимаете, что Генеральная прокуратура выйдет боком и вашим и нашим. Чего вы хотите?

Денис вынул из портфеля папку.

— Вы забираете свою жалобу из ФКЦБ — раз. Вы продаете нам акции «Имперы», «Лагуны» и «Кроники» за семнадцать лимонов — два. ФСБ закрывает дело против Сенчякова по факту продажи вертушек чеченам, а Генпрокуратура закрывает против него дело по факту возбуждения национальной розни.

— Тоже мне, нашли союзника, — усмехнулся Лучков, — в каждом выступлении жидомасонов поминает.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул Денис. — Я бы сказал, что национальные убеждения гендиректора Сенчякова… скажем так, не лезут ни в какие ворота. И что за последние три месяца Сенчяков, от усиленных переживаний, превратился из честного стародума в человека не совсем адекватного… Но проблема в том, что господин губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко поминает сионистов и, как он выражается, «курощупов», через каждые полторы фразы. И я даже однажды лично присутствовал на историческом совещании, где господин губернатор сказал следующее: «В этом месяце в Краснодар завезли много грейпфрутов, и на этих грейпфрутах есть красные точки. Так вот, красные точки — это потому, что сионисты заразили грейпфруты СПИДом, чтобы извести русский народ»'. И я что-то не слыхал, чтобы против губернатора Кондратенко возбуждали дело или хотя бы исправили его медицинские познания, разъяснив, что СПИД через грейпфруты не распространяется. А самым вредным антисемитом в России отчего-то оказался Сенчяков.

— Хорошо. Сенчяков — это три.

— Генпрокуратура и налоговая полиция прекращают расследование по факту лжеэкспорта проката Ахтарского металлургического комбината. Государственная Дума отменяет слушание по поводу передачи в частную собственность Белопольской АЭС.

— Дума — это не мы! — запротествовал Лучков, — у этих отморозков отняли кормушку, вот они и взъелись. И вообще — какая вам разница, что они там чирикают?!

— Сомневаюсь, что не вы. Они хотели, а вы надавили. Теперь надавите обратно. Сколько вам это денег будет стоить, меня не колышет. Проведение слушаний в Думе будет рассматриваться комбинатом как разрыв пакетного соглашения.

«Не, ну обалдеть», — подумал Лучков. Что банк из своих денег будет отстегивать бабки, чтобы прикрыть Ахтарский меткомбинат в Думе — этакий сюрреализм даже в страшном сне не мог ему привидеться.

— Еще что? — хмуро спросил Лучков.

— Ну и еще, разумеется, кредит.

— Какой кредит?

— Восемнадцать миллионов долларов. С которого все началось. С нас по нему до сих пор деньги причитаются. Мы идем в арбитражный суд города Москвы и совместно просим признать гарантию по кредиту липой.

— Это все?

Черяга раскрыл бывшую при нем папочку, внимательно изучил листок, исписанный рваным почерком Извольского.

— Вроде все.

— А птичьего молока вам не надо? — раздраженно осведомился Лучков, — или финансировать Извольского на президентских выборах?

— Вячеслав Извольский не претендует на пост президента Российской Федерации, — с серьезной миной объяснил Денис.

— А если Арбатов вас пошлет куда подальше? Черяга пожал плечами.