не безопасней ли было бы выжать область досуха и уехать доживать жизнь в более теплое место, нежели продуваемая ветрами и прокаленная морозами граница между степным Казахстаном и сибирской тайгой. В конце концов, не все же служить народу, а? Надо бы и о себе позаботиться…

Словом, положение Извольского после арбитражного суда ничем не отличалось от положения Креза после битвы при Галисе. Вчерашний полновластный властитель Ахтарска, хозяин угодий, заводов, полей, пароходов, местного мэра, собственной службы безопасности и промышленной полиции, претендент на Белопольскую АЭС и на Конгарский вертолетный лишился если и не денег на швейцарских счетах, то уж власти — это точно. Маленький сибирский Ахтарск напоминал стольный княжеский город после битвы, проигранной за соседней речкой. Город еще стоит нетронутый, на базаре птичницы расхваливают свой товар, уличный фокусник тешит собравшуюся вокруг него толпу, в светлом тереме на чистой постели лежит хворый князь… Но за рекой уже потрошат мертвых воинов, стаскивая с них доспехи и что поценнее, срубая головы, чтобы ловчее было снять ожерелье, и первые разъезды неприятеля уже показались в виду беззащитных ворот.

Поэтому Александр Арбатов, председатель правления банка «Ивеко», ничуть не удивился, когда в десять утра в его кабинете раздался звонок прямого телефона и звонивший представился как Денис Черяга.

— Нам надо встретиться, — без обиняков заявил Черяга.

— Вы в Москве?

— Выхожу из самолета.

— Жду вас через час.

— Извините, Александр Александрович, я не могу приехать в банк.

— Почему?

— Я намерен говорить в таком месте, в котором, как я уверен, вы не сможете записать мои слова. Я знаю только одно такое место — наш офис на Наметкина.

Арбатов даже хмыкнул. «Все-таки на редкость храбрый хам», — отметил про себя председатель правления. Не было никакого сомнения, что Черяга приехал сдаваться, и, скорее всего, не просто сдаваться, а еще и сдавать своего босса, в последний момент переметываясь на сторону победителя и желая выторговать побольше за то, что он избавит банк от кучи неприятностей самого разного калибра. К примеру, тех же паскудных договоров со «Стилвейл», которые предусматривают поставки проката через нее аж до 2008 года. Договора, разумеется, хрень собачья, их можно отспорить в суде, но ведь суд — это лишняя нервотрепка, деньги и время.

— Хорошо, — с ледяной вежливостью сказал Арбатов, — я приеду в ваш офис. Тем более что это теперь мой офис. Одиннадцать утра вас устроит?

— Всенепременно.

Александр Арбатов подъехал к офису «АМК-инвеста» в одиннадцать пятнадцать. Особнячок на Наметкина выглядел очень мило — серенький трехэтажный домик с красным козырьком и пуленепробиваемыми стеклами. Конечно, никакого сравнения с альпийской громадой самого «Ивеко». Однако продать это здание, в превосходном состоянии и с офисной отделкой, даже в эпоху кризиса можно было за три-три с половиной миллиона долларов.

Больше оно ни на что не годилось. В ближайшее время все населяющие особнячок конторы либо закроются, либо поменяют учредителей и переедут в здание самого «Ивеко», на десятый-двенадцатый этажи, занимаемые финансово-промышленной группой, формально не зависящей от «Ивеко». Собственно, громкое название «финансово-промышленная группа» как раз и прикрывало собой кучу таких вот фирм, заслуженных или однодневных, — целую череду банно-прачечных комплексов, отстирывающих промышленные деньги от налогов, зарплат, социальных выплат, инвестиционных обязательств и прочих неуместных для банка составляющих промышленной прибыли.

Испуганные охранники бросились открывать ворота и двери, когда длинный белый «линкольн» банкира замигал поворотником перед воротами особнячка. Ворота оказались слишком узкие, «линкольн», разворачиваясь, перегородил пол-улицы, и в конце концов, когда машина влезла в ворота, оказалось, что нос ее почти залез на ступеньки, а зад торчит с той стороны ограды.

Арбатов, сопровождаемый собственными телохранителями, взбежал на крыльцо. Охранник, ведший их по коридору, расстилался перед главой «Ивеко» мелким бесом, из дверей то и дело высовывались любопытствующие физиономии. В конце концов — по коридору шел новый хозяин, и приглушенные ковролином шаги отдавались в каждом сердце, как шаги Командора.

Денис Черяга ждал Александра Арбатова в небольшой переговорной комнате с белыми стенами и черным овальным столом. Единственным сомнительным украшением переговорной могли служить две десятилитровые бутылки коньяка, стоявшие в углу на черной тумбочке.

Он выглядел точно так, как на фотографиях. Невысокий тридцатипятилетний мужчина с упрямым подбородком и васильковыми глазами. Руки его в запястьях были непропорционально тонки, как у девушки, но когда они здоровались, Арбатов почувствовал, что его собственную ладонь сжали железной хваткой.

— Ну что, — сказал Арбатов, когда оба собеседника расселись по офисным вертящимся креслам, — допрыгались? Какой завод проорали, а? Третья домна не ремонтируется, коксохимическое производство каши просит, за три месяца ни одной копейки инвестиций, а нас ругаете, что мы финансовые кровопийцы.

— Напротив, — сказал Черяга, — комбинат начинает обширную инвестиционную программу стоимостью в семьсот миллионов долларов.

— На какие шиши? — изумился банкир.

— Сейчас очень трудно занять деньги на рынке. Совет директоров принял решение о размещении дополнительной эмиссии, деньги от которой пойдут на строительство стана холодного проката.

Банкир пожал плечами. В устав ОАО «Ахтарский металллургический комбинат» был записан десяток миллионов объявленных, но не размещенных акций, и тот же устав относил вопрос об объеме и сроках размещения эмиссии к компетенции совета директоров, а не акционерного собрания. Юристы банка в свое время обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что Извольский действительно может попробовать в качестве меры защиты спешно объявить о новой эмиссии, которую и продаст сам себе за копейки. Это было любимое, но крайне бесперспективное занятие всех «красных директоров». Высший арбитражный суд