Прилагая так мало усилий, как только возможно, они свели створки ворот вместе. Они не служили ничем, кроме как предупреждением. Ключ потерялся боги знают когда. Даже вывеска, на которой значилось: «Спосибо Что Ни Вторглись в Наш Горот» уже почти не читалась.

— Я полагаю, мы могли бы… — начал Колон и осекся, уставившись куда-то вдоль улицы. — Что это за свет? — спросил он. — И что производит этот шум?

Голубые отблески замелькали на стенах домов на том конце длинной улицы.

— По звуку напоминает какое-то дикое животное, — заметил капрал Шноббс.

Свет собрался в две острейшие пики.

Колон прищурился.

— А с виду… с виду вроде лошадь или что-то типа того. Оно направляется прямо к воротам!

Исполненный муки вой метался меж домами.

— Шнобби, я не думаю, что оно собирается остановиться!

Капрал Шноббс распластался по стене. Колон, в несколько большей степени отмеченный чувством долга, неуверенно замахал руками в сторону приближающегося света.

— Не делай этого! Не делай этого!

А затем резким рывком выдернул себя из грязи.

Розовые лепестки, перья и блестки мягко сыпались на землю вокруг него. Прямо перед ним в воротах красовалась дыра и голубоватые огоньки плясали у нее по краям.

— Вот тебе и старый дуб, — невнятно высказался он. — Я только надеюсь, что нас не заставят платить за это из собственных карманов. Ты заметил, кто это был, Шнобби? Шнобби?

Шнобби осторожно высунулся из-за стены.

— У него была роза в зубах, сержант, — сообщил он.

— Да, да, но узнаешь ли ты его, если еще раз увидишь?

Шнобби сглотнул.

— Если не узнаю, сержант, — проговорил он. — Это будет величайшее достижение в деле опознания.

— Мне это не нравится, мистер Глод! Мне это не нравится!

— Заткнись и правь!

— Но эта дорога не из тех, что рассчитаны на быструю езду!

— Все в порядке! Все равно не видно, куда едем.

Телега на двух колесах прошла поворот. Пошел снег, редкий и мокрый, таявший, едва коснувшись земли.

— Но мы же углубляемся в холмы! Здесь кругом обрывы! Мы же перевернемся!

— Хочешь, чтобы тебя поймал Хризопраз?

— Нно-о-о, мертвые!

Бадди и Клиф сидели, намертво вцепившись в борта мотающейся во тьме телеги.

— Они все еще позади нас? — проорал Глод.

— Ничего не видно! — крикнул в ответ Клиф. — Может, расслышим что-нибудь, если остановимся!

— Да, но вполне возможно, что расслышим это слишком близко!

— Нно-о-о, па-а-ашли, мертвые!

— Ну хорошо, а если мы просто выкинем деньги на дорогу?

— ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ?

Бадди бросил взгляд через задний борт телеги. Во тьме, наводящей на мысли о глубочайшем ущелье, невозможно было что-либо разглядеть уже за несколько шагов.

Гитара тихонько позвякивала в унисон с толчками и ударами. Бадди поднял ее одной рукой. Странно — она никогда не молчала. Этого не удавалось добиться, даже с силой прижав струны обеими руками — он пробовал. Рядом лежала арфа; ее струны не издавали ни звука.

— Псих ненормальный! — заорал Глод. — А ну-ка, помедленней! Ты чуть не перевернул нас!

Асфальт натянул поводья. Телега постепенно сбавила ход.

— Так-то лу…

Гитара завизжала. Звук был таким высоким, что вонзался в уши, как игла. Лошади в испуге задергались в упряжи и опять рванули вперед.

— Останови их!

— А я что делаю?!

Глод повернулся назад, ухватившись за облучок.

— Вышвырни это хрень!

Бадди, схватив гитару, вскочил на ноги и отвел руку назад, собираясь зашвырнуть гитару в ущелье.

И застыл в сомнении.

— Бросай ее!

Клиф тоже поднялся и попытался выхватить у него гитару.

— Нет!

Он крутанул ее над головой и врезал троллю в челюсть, свалив его с ног.

— Глод, тормози!..

И тут с ними поравнялся кто-то на белой лошади. Фигура в капюшоне наклонилась вперед и перехватила поводья. Телега ударилась о камень и взмыла в воздух, чтобы через секунду обрушиться обратно на дорогу. Асфальты услышал, как затрещали столбы, когда телега врезалась в ограду, увидел, как лопнули постромки, почувствовал, как телега закрутилась вокруг своей оси… И остановилась.

Вслед за этим произошло так много всего, что Глод впоследствии никому не описывал свое ощущение, что хотя телега буквально раскололась о край подвернувшегося валуна, она продолжала нестись, кувыркаясь, прямо на скалы…

Глод открыл глаза. Картина, качающаяся перед ним, была будто из дурного сна. Его швырнуло через весь кузов, когда телегу закрутило, и теперь он лежал на ее заднем борту и смотрел прямо в глубину ущелья. Дерево под ним потрескивало.

Кто-то схватил его за ногу.

— Кто это? — прошептал он, поскольку говори он нормальным голосом, телега непременно сорвалась бы в пропасть.

— Это я, Асфальт. А кто держит меня за ногу?

— Я, — сказал Клиф.

— За что ты там ухватился, Глод?

— Просто… что-то, за что-то случайно ухватилась моя рука, — сказал Глод.

Телега затрещала опять.

— Это ведь у тебя золото, так? — сказал Асфальт. — Признавайся. Ты вцепился в мешок с золотом?

— Идиотский гном! — заорал Клиф. — Отпусти его, или мы все погибнем!

— Отпустить пять тысяч долларов — это все равно что погибнуть, — возразил Глод.

— Придурок! Ты же не сможешь их вытянуть!

Асфальт завозился в поисках точки опоры. Телега слегка сползла.

— Зато где-то через минуту они вытянут нас, — пробормотал он.

— Так кто же, — вопросил Клиф когда телега уступила еще один дюйм, — держит Бадди?

Некоторое время все трое в молчании пересчитывали свои конечности и пытались определить, к чему они крепятся.

— Я думаю…эээ…что он улетел вниз, — проговорил Глод.

Четыре аккорда прозвенели в воздухе. Бадди висел на заднем колесе, прямо над пропастью и раскачивался в такт восьмитоновому риффу, звучащему у него в душе.

Не стариться. Не умирать. Вечно существовать в том раскаленном добела мгновении, когда визжит толпа и когда каждая нота — удар сердца. Языком пламени возносится в небеса. Ты никогда не станешь старше. Они никогда не скажут, что ты мертв. Дело сделано. Ты будешь величайшим музыкантом мира. Живи быстро. Умри молодым.