— Это же мертвые тела!

— Точно.

— А ты их жрал!

— Все нормально, — сказал ворон, отскакивая назад. — Тут хватит на всех.

— Это отвратительно.

— Я их не убивал, — заметил ворон.

Сьюзан сдалась.

— Она страшно похожа на Железную Лили, — проговорила Сьюзан, когда они возвращались к терпеливо ожидающей лошади, — нашу физкультурницу. И говорит так же.

Она представила Валькирий, с песней скачущих по небу. Покажите, что у вас есть трупы, вы, стадо дохлых цветиков!

— Конвергентная эволюция, — объяснил ворон. — Распространенное явление. Я где-то читал, что глаз обыкновенного осьминога почти в точности напоминает глаз чело… Кавв!

— Ты собирался сказать что-нибудь вроде «за исключением вкуса», правда? — спросила Сьюзан.

— Даве в гобобу де пдихло, — невнятно ответил ворон.

— Уверен?

— Повавуста, бовет, бойдеб отшуда, м?

Сьюзан отпустила его клюв.

— Все это омерзительно, — заявила она. — Значит, вот этим он и занимался? И никакой свободы выбора?

— ПИСК.

— Ну а если они не заслуживают смерти?

— ПИСК.

Смерть Крыс ухитрился изобразить жестами — довольно понятно — что в этом случае им следует обратиться к мирозданию и дать ему понять, что они не заслуживают смерти. А мироздание тогда скажет им — О, точно! Ну, все в порядке, идите и живите себе дальше. Это была удивительно емкая жестикуляция.

— Так… Мой дедушка был Смерть, и он просто позволял природе брать свое? Какой тогда в нем прок? Это глупо.

Смерть Крыс покачал черепом.

— Я хочу сказать, Вольф — он был на стороне правых?

— Трудно сказать, — ответил ворон. — Он был Васунг. Его противниками были Бергунды. Вроде бы это началось с того, что несколько сотен лет назад Бергунды умыкнули какую-то васунгскую женщину. Или наоборот. В общем, пострадавшая сторона вторглась в деревню обидчиков и устроила небольшую резню. Тогда последние вторглись в другую деревню и тоже устроили там резню. После всего этого, как ты понимаешь, у тех и у других остался какой-то неприятный осадок.

— Что ж, очень хорошо, — сказала Сьюзан. — Кто следующий?

— ПИСК.

Смерть Крыс вскочил в седло, свесился вниз и, не без усилий, выволок из вьюка еще одни песочные часы. Сьюзан прочитала надпись.

Она гласила: «Имп-и-Селлайн»

Ей показалось, что проваливается земля.

— Я знаю это имя, — проговорила она.

— ПИСК.

— Я помню его… откуда-то… Оно важно… Он — важен…

Луна висела над Клатчской пустыней, с виду очень похожая на огромный каменный шар. Это была не единственная пустыня, над которой она столь впечатляюще висела, а только небольшая часть пояса пустынь, становящихся постепенно все жарче и суше, который окружает Великий Неф и Безводный Океан. И никто никогда не сказал бы о Клатчской пустыне ничего большего, если бы однажды здесь не появились люди, очень похожие на мистера Клита из Гильдии Музыкантов, и не составили бы карты и не провели как раз через эту пустыню невинную пунктирную линию, которая обозначила границу между Клатчем и Хершебой.

Вплоть до этого момента Д'реги, объединение множества воинственных и беззаботных кочевых кланов, странствовали по пустыне достаточно свободно. Теперь, когда появилась эта линия, они превратились иногда в Клатчских, а иногда в Хершебских Д'регов, обладающих неотъемлемыми правами граждан обоих государств, в особенности правом платить столько податей, сколько из них может быть выжато, и правом быть отправленными воевать с людьми, о которых они никогда и не слышали. Таким образом в результате появления пунктира Клатч оказался в состоянии войны с Хершебой и Д'регами, Хершеба оказалась в состоянии войны с Клатчем и Д'регами, а Д'реги — в состоянии войны со всеми, в том числе и друг с другом, что доставляло им огромное удовольствие, поскольку в д'регском языке понятия «незнакомец» и «мишень» определялись одним и тем же словом.

Форт тоже был порождением пунктирной линии.

Сейчас это был темные прямоугольник среди раскаленных серебристых песков. Внутри происходило что-то, что очень осторожно можно было определить как насилие над аккордеоном; как будто бы некто решил, что он не прочь сыграть что-нибудь, но столкнулся с известными трудностями и, сыграв несколько тактов, снова и снова начинает сначала.

В дверь кто-то постучал.

Через некоторое время изнутри донеслось шебуршание и в двери приоткрылся глазок.

— Да, неффенди?

— СКАЖИТЕ, ЭТО КЛАТЧСКИЙ ИНОСТРАННЫЙ ЛЕГИОН?

Маленький человечек с другой стороны дверей сильно побледнел.

— А, — сказал он. — Тут вы меня подловили. Обождите секундочку.

Глазок захлопнулся. За дверью произошла короткая тихая дискуссия. Глазок опять открылся.

— Да, похоже мы и есть… есть… как его, еще разок?… ага, понял… Клатчский Иностранный Легион. Да. И что вы хотели?

— Я БЫ ХОТЕЛ ВСТУПИТЬ.

— Вступить? Вступить куда?

— В КЛАТЧСКИЙ ИНОСТРАННЫЙ ЛЕГИОН.

— А где это?

С той стороны опять немного пошептались.

— О. Верно. Извиняюсь. Да. Это здесь.

Двери распахнулись.

Посетитель шагнул внутрь.

Легионер с нашивками капрала подошел к нему.

— Ты разговариваешь с…— его глаза на мгновение остекленели. — Большой человек, три лычки… вот на кончике языка вертится…

— СЕРЖАНТ?

— Точно! — сказал капрал с облегчением. — Как твое имя, солдат?

— ЭЭЭ.

— Можешь не говорить. Здесь, в… в…

— КЛАТЧСКОМ ИНОСТРАННОМ ЛЕГИОНЕ?

— …что-то вроде этого. Люди вступают, чтобы… чтобы… ну, твои мысли, ты понимаешь, которые ты не можешь… вещи, которые произошли…

— ЗАБЫТЬ?

— Точно. Я… — он побледнел. — Минуту обожди, хорошо? — Он посмотрел на рукав. — Капрал… — он запнулся. На его лице появилось выражение встревоженности. Затем его осенило и он, вывернув шею насколько возможно и скосив глаза, с величайшими трудностями принялся расшифровывать знаки на своем форменном воротнике. — Капрал… Средний? Похоже на правду?

— НЕ ДУМАЮ.