целью на экранах противника. Наконец, остался только 'Корсариус'. Большинство опоздавших погрузились на его борт, и они быстро уходят.

Я поспешно просмотрел следующие записи. 'Корсариус' отошел на расстояние полупарсека и остановился, чтобы вести наблюдение. Флот ашиуров приближается, передает сообщение для деллакондцев и предлагает Симу сдаться.

Тот записывает обращение в свой журнал: 'Сопротивление бесполезно', произносит голос противника. Он звучит механически, равнодушно, рассудительно. Никакого намека на экзальтацию. 'Спасите жизнь своему экипажу'.

Я оглядел мостик. Трудно поверить, что все это происходило здесь. Снаружи в поле зрения вплывал край планеты, туманный в ярком солнечном свете. Где мог находиться Талино?

Станция открыла огонь по кораблям противника из своих жалких орудий. Они были быстро подавлены. Сим сообщает, что несколько эсминцев совершили вынужденную стыковку.

'Сейчас', добавляет он. И в его голосе звучит невысказанный вопрос.

'Сейчас'.

Я чувствую его боль и думаю: Мэтт Оландер сидит в баре космопорта. Он выключил автоматику, и в этот момент его отвлекли.

Четыре дня спустя 'Корсариус' высадил своих пассажиров на Миллениуме. Я сверился с таблицами. Современный лайнер при перелете от Илианды до Миллениума провел бы около восьми с половиной дней только в пространстве Армстронга. Как же ему удалось?

Вслед за несколькими отчетами о ремонтном обслуживании, была и еще одна запись: 'Нужно узнать, что произошло. Эта штука еще может сработать. Ее необходимо разрядить и обезопасить'.

Потом записи идут с искажениями. Я как раз пытался их прочесть, когда вернулась Чейз.

— Нигде нет никаких останков, — заявила она.

Я рассказал ей о своих находках. Чейз послушала запись, но не стала бороться с искажениями, лишь покачала головой.

— Это код. Он не хотел, чтобы прочли его записи.

— Меня беспокоит его терминология, — сказал я. — 'Разрядить и обезопасить'. Это тавтология. Сим, как правило, очень точен в выражениях. Что делают с солнечным оружием после разрядки, чтобы оно стало безопасным?

Мы посмотрели друг на друга, и, по-моему, нас осенило одновременно.

— Он говорит о безопасности, — сказала Чейз. — Никто не должен знать о существовании такого оружия.

— Следовательно, необходимо как-то объяснить эвакуацию жителей.

Я опустился в кресло Сима. Оно оказалось мне немного тесноватым.

— Какая удача, что 'немые' поступили так нехарактерно для себя в случае с Пойнт-Эдвардом, — тихо произнесла Чейз. — Это спасло Сима от необходимости отвечать на многие вопросы.

Она долго смотрела на меня. И я понял, наконец, почему предприняли атаку на пустой город. И кто ее осуществил.

Потом я нашел в бортовом журнале другие записи. Сим и 'Корсариус' снова бросались в бой в десятке различных мест вдоль Границы. Но теперь он изменился, в его тоне, а затем и в его комментариях я начал чувствовать отчаяние, растущее пропорционально его военным успехам и последующему отступлению. Я услышал его реакцию на поражение у Гранд Салинаса, на потери одной за другой союзных планет. Наверное, ему казалось, что нет конца этим черным кораблям. И вот пришло известие о падении Деллаконды. Он произнес шепотом имя Маурины.

Во всех записях о солнечном оружии больше не упоминалось ни разу.

Сим бранил недальновидность Окраины, Токсикона, Земли, которые чувствовали себя в безопасности из-за большого расстояния и боялись навлечь на себя гнев орды врагов. Союзники относились друг к другу с недоверием и завистью, гораздо более глубокими, чем ненависть к завоевателям. Заплатив за победу у Чаппараля потерей пяти фрегатов и легкого крейсера с командой токсиконцев, Сим задал вопрос: 'Мы теряем лучших и самых храбрых. А во имя чего?' За этим высказыванием последовало долгое молчание. Потом он произнес немыслимую фразу: 'Если они не придут, тогда нам пора заключать свой собственный мир!'

Его настроение становилось все более мрачным. И когда еще два корабля его эскадры погибли у Кома Дес, в нем вспыхнул гнев: 'Когда-нибудь Конфедерация будет создана, — устало говорит Сим, — но я не позволю создать ее на костях моих людей!'

Тот же голос, который вынес обвинение спартанцам.

Мы вернулись на 'Кентавр', чтобы поесть и немного поспать. Но уснуть долго не удавалось. Мы проговорили несколько часов, строя догадки о том, что же в конце концов случилось с капитаном и командой 'Корсариуса'. Нашел ли экипаж 'Тенандрома' на борту останки? И может, выполнил ритуал похорон? Прощальный залп, сообщения домой и забвение? Притвориться, что ничего никогда не происходило?

— Я так не думаю, — сказала Чейз.

— Почему?

— Традиция. Капитан 'Тенандрома', предпринявший такие действия, обязан был закрыть бортовой журнал 'Корсариуса', внеся последнюю запись.

Она посмотрела в иллюминатор на старый боевой корабль. Его бело-красные ходовые огни сияли на темном небе.

— Нет, готова держать пари, что они нашли его таким же, как и мы. Это — летучий голландец.

Чейз прижала руки к груди, словно в кабине было холодно.

— Возможно, 'немые' забрали корабль, выгнали экипаж, а 'Корсариус' оставили здесь, чтобы мы потом нашли его и ломали себе голову. Предметный урок.

— Оставили здесь? Как они могли предположить, что мы его обнаружим?

Чейз покачала головой и закрыла глаза.

— Мы еще вернемся туда?

— Мы не получили ни одного ответа на свои вопросы.

Чейз что-то сделала в темноте, и в отсек полилась мягкая музыка.

— Там может не оказаться никаких ответов.

— Как ты думаешь, что все эти годы искал Скотт?

— Не знаю.

— Он что-то нашел. Он обследовал корабль и что-то нашел.

Пока мы разговаривали, Чейз развернула 'Кентавр' в другую сторону, грустно улыбнулась и призналась, что ископаемый корабль действует ей на нервы.

Я никак не мог прогнать от себя образ отчаявшегося Кристофера Сима. Раньше мне не приходило в голову, что именно он, первый из всех людей мог подвергнуть сомнению исход войны. Вряд ли, конечно, он обладал даром предвидения. Как оказалось. Сим был обыкновенным человеком. В его отчаянии, в его беспокойстве о жизни товарищей и людей, которых он пытался защитить, я чувствовал разгадку тайны покинутого корабля.

'Когда-нибудь Конфедерация будет создана, но я не позволю построить ее на костях моих людей'.