– Ты передумаешь. Да, кстати, в связи с Си Кригером я хотел кое-что спросить у тебя. Он сказал, что в городе ходят слухи, будто ты подписала контракт на какой-то фильм.

– Я не делала ничего подобного, Аарон. Откуда вдруг пошли такие слухи?

– Разрази меня гром, если я знаю, малышка, но так говорят. Я сказал Си Кригеру, что это все враки. Между прочим, он просил меня передать тебе свои наилучшие пожелания, а это кое-что значит… Все в Лос-Анджелесе скучают по тебе. Ты бы сейчас не узнала город. Все надели форму, не только я.

Аарон Даймонд смахнул воображаемую пылинку с рукава своего сшитого на заказ кителя цвета хаки. Если не смотреть на его жесткое, морщинистое лицо, гладко выбритую голову, которая сияла как биллиардный шар, хитрые маленькие глазки, беспокойно бегающие за толстыми стеклами больших очков в золотой оправе, то его можно было принять за ребенка, одетого полковником ВВС – его форма была уменьшенной копией настоящей. Даймонд не только носил единственную во всей армии США парадную форму, сшитую для человека менее пяти футов ростом, но он еще, кажется, добавил от себя некоторые детали, от которых она приобрела какой-то руританский[70] вид. К тому же он наградил себя невероятным числом нашивок.

– Твой старый приятель Марк Стронг надел форму капитан-лейтенанта флота и, веришь ли, снимается в учебных фильмах. Им надо было снять его в фильме, предупреждающем об опасности венерических болезней. Рэнди Брукс отказался от офицерского звания, пошел служить рядовым и теперь выступает перед войсками с концертами.

Фелисия удивилась, что это имя по-прежнему было способно вызвать у нее боль. Она попыталась представить себе Рэнди Брукса в мундире рядового, но не смогла. У нее мелькнула злорадная мысль, что он по крайней мере будет счастлив в казарме среди мужчин.

– Странно, что Натали и ее отец не смогли добиться для Рэнди звания генерала, – сказала она.

– Ну, они, наверное, смогли бы, но он твердо стоял на своем. Он сказал, что комик не может быть офицером. И знаешь, он, пожалуй, прав. Армейский юмор, по большей части, направлен против офицеров. Зрители из рядового личного состава ни за что не примут комика, у которого на плечах нашивки офицера, не говоря уже о генеральских, а Рэнди хочет заставить их полюбить себя… Слушай, прекрасный прием ты устроила, дорогуша!

Вечер действительно был замечательный. Она сама это чувствовала. У нее было легко и радостно на душе, несмотря на то, что она старалась пить как можно меньше, один бокал шампанского за весь вечер. В рецензиях на «Макбета» ее по праву называли сложившейся актрисой классического репертуара, хотя по- прежнему находились критики, которые признавали в ней лишь знаменитую голливудскую кинозвезду или, как Пентекост, отводили ей место в тени Робби.

– Что вы будете ставить в ближайшее время, дорогая? – задал Даймонд стандартный голливудский вопрос.

– Не знаю. Возможно, «Отелло». После того, как Робби поставит «Ричарда III».

– Ты в этом не участвуешь?

– Там нет роли для меня.

– Правда? – Даймонд знал Шекспира очень приблизительно. Он кивнул, как будто все понял, но с его точки зрения как театрального агента это было глупо. Если у тебя два выдающихся актера, тебе нужен сценарий, где есть две главные роли – это знали все, даже Шекспир. По его выражению лица было видно, что если бы это было в Голливуде, он потребовал бы, чтобы в сценарий включили такую роль.

По правде сказать, хотя Фелисия не собиралась обсуждать это с Даймондом, она сама была немного разочарована настойчивым желанием Робби следующим ставить «Ричарда III».

Она окинула взглядом комнату, довольствуясь пока своей ролью хозяйки дома. Среди гостей были люди, видеть которых ей не доставляло удовольствия – Пентекост, например, – но Робби решил непременно пригласить свое «открытие»; он рассчитывал на помощь Пентекоста в доведении текста «Ричарда III» до приемлемой для постановки длины. Однако все, кого Фелисия хотела видеть, пришли: Филип Чагрин, Гай Дарлинг, милый Ноэль, Тоби, старый Джайлс Монкриф со своей последней женой, Бинки Боумонт со своим новым приятелем, большинство продюсеров, журналисты, критики и писатели; достаточно много известных людей, чтобы подтвердить, что Фелисия Лайл и Роберт Вейн по-прежнему вместе, «дома» и все так же любят друг друга.

– Как дела у Робби? – спросил Даймонд. – Он что-то похудел.

– Он решил сбросить вес, чтобы играть Ричарда. Это оказалось совсем нетрудно при нашем скудном рационе питания. А так он в полном порядке. Поглощен пьесой. – Она засмеялась – он всегда был поглощен очередной пьесой. – Ты знаешь, он получил развод.

– Черт возьми! А ты? Он в конце концов собирается сделать из тебя порядочную женщину?

– Боюсь, что уже поздно. Но мне кажется, окончательное решение близится. Чарльз, мой муж, почти уступил. Порция сейчас гостит у нас. Пробный визит.

Она радостно улыбнулась, хотя ее отношения с дочерью были далеко не безоблачными и легкими. Хотя Порции нравился Робби, ее не слишком радовала перспектива визита в новый дом своей матери, даже вместе со своей няней. Она находила сотни своих детских способов, чтобы показать матери, что она не простила ее за то, что та покинула ее и так долго жила вдали.

Фелисия уехала в Америку, оставив шестилетнюю испуганную малышку, а по возвращении встретилась с сердитой, непрощающей девочкой десяти лет. Она уже не знала, что сказать Порции, и часто говорила с ней, как будто та по-прежнему была малышкой, которую Фелисия помнила. К тому же, она должна была честно признаться себе – как она старалась избегать этого! – Порция была не просто враждебно настроена, она была неуклюжей, заурядной внешне, упрямой по характеру и проявляла полное презрение к стремлению матери к изяществу и красоте.

Более того, сейчас, когда принятие окончательного решения становилось все ближе, перспектива замужества не приносила Фелисии той радости, которую она должна была испытывать. Дело было не в том, что она не хотела выходить замуж за Робби; просто ее возмущал тот факт, что он, как и все вокруг, считали их брак обязательным и неизбежным.

Если Даймонд и заметил ее сомнения, он не подал вида.

– Это просто замечательно! – с пафосом воскликнул он, следуя голливудской традиции избегать личных