Но нет, она слишком строга к себе. Из-за пары бокалов не стоит волноваться. Тоби Иден пьет как лошадь, и тем не менее прекрасно играет. Филип Чагрин выпивал в день бутылку джина у себя в гримерной и все равно мог на сцене заткнуть за пояс любого, кроме Робби. Выпивка совсем не влияла на твердость руки ее отца, а что касается дяди Гарри, то он никогда не ездил на охоту, не захватив с собой две полные фляжки марочного коньяка, чтобы согреться, пока гончие берут след.
Фелисия крепче обняла Робби, привлекая его к себе.
– Ты устал, любовь моя? – спросила она.
– Немного. Не обращай внимания, зато мы одержали настоящую победу.
– Я тоже так думаю. Посмотрим, что завтра напишут газеты.
– Мне наплевать на то, что они напишут. Мы показали им, дорогая! Мы дали им такого Шекспира, какого им еще не приходилось видеть. Из плоти и крови!
– Газеты напишут, что в нем было слишком много чувственности.
– К черту газеты! Ни один человек не ушел в убежище. Я сбился со счета, сколько раз нас вызывали. Между прочим, ты была чертовски хороша, дорогая.
– Это было как в прежние времена, правда? Мы были оба великолепны.
Она потерлась щекой о его плечо.
– На свете нет никого, кроме тебя, с кем бы я хотела играть, – промурлыкала она.
– Для меня тоже, родная. Она поцеловала его в шею.
– Мой гений! – прошептала она. Это была не лесть, это была чистая правда – он действительно был ее гением. – Ты был таким красивым в роли Антония, – продолжала она, касаясь губами его уха. – Я все время говорила себе: «Готова поспорить, что среди зрителей нет ни одной женщины, которая не мечтала бы заполучить его, а он – мой!»
Он повернулся к ней и поцеловал ее.
– Прелесть моя! – сказал он. – А я чувствовал то же самое, глядя на тебя, любовь моя.
Неужели это правда? – с надеждой подумала она.
– Ты помнишь, когда мы в первый раз играли «Антония и Клеопатру»? – спросила она.
– В Бристоле, – пробормотал он, прижимаясь губами к ее губам.
Она кокетливо засмеялась.
– Ты повел меня в свою гримуборную после первого акта, и в антракте мы занимались любовью. Слава Богу, нам не надо было менять костюмы.
Было довольно опасно напоминать ему о прошлом – опасно было и самой думать о нем, но Фелисия не могла все же удержаться. Прошлое можно всегда истолковать как критику настоящего, будто она жалуется на то, что они больше не занимаются любовью в антрактах, но, к счастью, Робби нормально воспринял ее слова и усмехнулся.
– Да, было время, – сказал он. – Но, черт возьми, сегодня мы играли лучше! Опыт чего-то значит.
– И не только на сцене, дорогой.
– Верно. – Он прижал ее к себе, как в прежние времена. – И какая ты была храбрая, – прошептал он. – Я никого не видел храбрее тебя.
– О мой милый. Если бы ты только знал! В тот момент, когда я это сделала, я сказала себе: «Боже, хороша же я буду, если мы все взлетим на воздух».
– Никогда. Гитлер бы не посмел это сделать!
Она почувствовала, как он вошел в нее, заставив забыть обо всем на свете. Она попыталась представить, будто это происходит в прежние времена в убогой маленькой гримерной на старой кожаной кушетке в Бристоле, где с бухты дул холодный ветер, и старые трубы коптили небо. А Тоби, потревоженный доносящимися из комнаты звуками, кричал им из коридора:
– Эй вы там, у вас все в порядке?
И это ей почти удалось. Уж если не себя, подумала она, то Робби ей точно удалось убедить, что все было как в прежние времена, потому что его наслаждение было настоящим и непритворным.
Потом в темноте он перевернулся на бок, закурил сигарету и подал ее Фелисии, затем закурил сам.
– Это было так чудесно, – промурлыкала она. Хотя ей было неприятно, что ее постоянно сравнивали с кошкой, она не могла отрицать своего несколько кошачьего поведения в постели. Она нежно, по-кошачьи, потерлась о Робби.
– В самом деле чудесно, – сказал он, повернув голову, чтобы поцеловать ее – быстрый поцелуй в лоб как знак благодарности. – Кстати, о прежних временах! Разве не прекрасно вновь увидеть всю старую компанию? Тоби, Ноэля, Гая, Бинки с этим его новым молодым человеком.
– И Герти. И старину Рекса в военной форме. Как нам не хватало их всех в Америке!
– Да. – Робби слегка отстранился от нее – на долю дюйма, не более, но она это заметила. – Должен сказать, я не ожидал увидеть твоего дядю Гарри за кулисами. Что, черт возьми, понадобилось старому мерзавцу? – В его голосе стало чуть меньше теплоты.
Фелисия замерла. Осторожнее, напомнила она себе.
– Старый мерзавец только хотел сказать, как ему понравился спектакль. – Она помедлила, потом решила, что лучше рассказать правду, пока Робби благодушно настроен. – Я собираюсь встретиться с ним за ленчем как-нибудь на днях.