Фелисия бросила на него взгляд полный такой ненависти, который заставил бы вздрогнуть публику в зале, но никак не подействовал на Гарри Лайла, который только усмехнулся.
– Я не верю, что ты это сделаешь, – сказала она. – Просто не представляю, чтобы ты, сидя с Робби за бокалом портвейна, рассказал ему правду о нас.
– Я тоже. Но есть способы повернуть его мысли в этом направлении, понимаешь, поэтому не перечь мне.
– Только сделай что-нибудь подобное, негодяй, и я убью тебя, – сказала она, мило улыбаясь, пока он продолжал держать ее за руку.
Гарри кивнул.
– Я знаю, что ты способна на это, дорогая. Это одно из тех качеств, которые мне всегда нравились в тебе. Однако, честно сказать, я не думаю, что ты это сделаешь. Кого-нибудь другого, да, но только не меня.
– Ты слишком высокого о себе мнения. Почему ты так решил?
– Мы с тобой слишком похожи, вот почему. – Он подмигнул ей. – К тому же, моя дорогая, мы с тобой кровная родня. Я догадаюсь о том, что ты замышляешь, и нанесу удар первым. – Он отпустил ее руку. – Пойдем, – отрывисто сказал он. – Уже второй раз я выдаю тебя замуж. – Он рассмеялся. – Только третий бывает удачным, да?
Фелисия взяла его под руку, и они вместе стали спускаться вниз по лестнице.
В комнате, где должна была проходить регистрация, пахло полиролью и мокрой бумагой, совсем как в школьном классе, с какой-то непонятной тоской подумала Фелисия. Но кто станет вспоминать о школе на церемонии собственного бракосочетания! Она ненавидела закрытую школу, в которую ее отдали. Именно твердое обещание дяди Гарри забрать ее оттуда и пригласить для нее учителей в Лэнглит без лишнего шума склонило ее на его сторону.
Она прогнала прочь воспоминания о прошлом и обратилась к нынешним событиям. В ее памяти сохранились весьма смутные воспоминания о первой свадьбе, которая проходила в одной из лондонских церквей в присутствии семьи Чарльза и его друзей, сидевших вместе по одну сторону от прохода. Многие из них были явно недовольны тем, что он женился на актрисе, хотя бы и племяннице пэра. А театральные друзья Фелисии, сидевшие по другую сторону, вертелись и хихикали на протяжении всей церемонии.
Фелисия огляделась – Робби, немного успокоившийся, стоял рядом с Тоби Иденом, красное лицо которого красноречиво свидетельствовало о том, что он уже начал отмечать происходящее событие; Порция, выглядевшая еще более надутой и недовольной, чем обычно, в хорошеньком платье из муслина в цветочек, цеплялась за руку дяди Гарри, как будто боялась его потерять; служащий бюро регистрации нервно поглядывал на дверь, потому что коридор был заполнен журналистами и фотографами, которые создавали ужасный шум. Мир ждал известия о высадке союзных войск в Европе, которая, по слухам, должна была начаться со дня на день, а пока бракосочетание Фелисии Лайл и Роберта Вейна было самой главной новостью для всех газет в англоязычных странах, за исключением разве что «Таймс» и «Нью-Йорк Таймс».
Самой впечатляющей сценой в фильме, за который Фелисия получила своего «Оскара», была сцена ее венчания с Янси Фарреллом, которого играл Марк Стронг, любимец всей Америки. Миллионы женщин плакали во время этой знаменитой сцены. Пышное платье, которое было на ней, хотя и сшитое по моде 1860-х годов, стало свадебным нарядом, о котором мечтала каждая выходившая замуж девушка в Америке, и производившие одежду фирмы разбогатели, выпуская точные его копии. Ее ответ на вопрос священника – «Да, конечно, да» – по-прежнему повторяли невесты по всей Америке, не говоря уже об Англии и всем Содружестве.
Во всем мире были люди, для которых та свадьба, тот поцелуй, те слова были главными в жизни, будто для них не существовало других свадеб, включая и их собственную. В Америке были люди, которые искренне считали, что она была замужем за Марком Стронгом, и даже в Англии людям было трудно воспринимать ее отдельно от роли, сделавшей ее такой знаменитой. Так что не было ничего удивительно, что ее свадьба была важным событием, и что улицы вокруг Кэкстон-Холла были запружены поклонниками, жаждавшими хотя бы взглянуть на нее. Без сомнения, они будут разочарованы, подумала Фелисия, что она не в свадебном платье из фильма, и вероятно, еще больше разочарованы при виде Робби в темном костюме вместо Марка Стронга в форме кавалерийского офицера… К черту их всех, сказала она себе. Она взяла Робби под руку, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Он улыбнулся и прижал ее руку к себе, направляясь вместе с ней к тому месту, где стоял регистратор с какой-то потрепанной книгой в руках – судя по виду не Библией, а каким-то сборником официальных документов, которыми он руководствовался, потому что церемония вот-вот должна была начаться.
– Я знаю, – тихо, серьезным тоном ответил ей Робби.
– И всегда буду любить. Он кивнул.
– И это я тоже знаю. – Он, кажется, ей все простил.
– Мне понравилось! – восторженно произнес Тоби Иден, будто ее бракосочетание было спектаклем. Он стоял у камина в гостиной, заслоняя его собой.
Он был пьян – точнее сказать «под мухой» – еще до того, как они прибыли в Кэкстон-Холл; его щеки были ярко-красными, как у молочницы, взгляд бледно-голубых глаз – осоловевшим и рассеянным. Он дважды ронял кольцо – во второй раз оно укатилось куда-то, и вся церемония была прервана, пока они с Робби, встав на четвереньки, искали его.
Вся группа представляла собой забавную живую картину: Робби, нервничавший больше, чем когда-либо на сцене; рядом с ним Тоби, раскачивавшийся из стороны в сторону; дядя Гарри, выдававший замуж племянницу с явной неохотой, и Порция, недовольная и равнодушная к происходящему, цеплявшаяся за руку Гарри. Ее поразительное сходство с Гарри могло бы вызвать удивление, если бы кому-то пришло в голову присмотреться к ней. Гиллам Пентекост единственный поглядывал на представителей семейства Лайлов с нескрываемым любопытством.
Фелисия посмотрела на Робби, который сейчас приветствовал гостей, прибывавших на прием по случаю бракосочетания; весь театральный мир Англии был здесь, подумала Фелисия – столько громких голосов кричали друг другу: «Дорогой!», столько было вокруг знакомых лиц, покрасневших за многие годы употребления театрального грима и джина. Все присутствующие, казалось, были в более приподнятом настроении, чем она. Хлопали пробки шампанского, прибывали все новые гости, температура поднималась.
