- Карамба! Я забыл их предупредить… - повторил он, повысив голос.
- А?
- О чем?
- Да так… Пустяки…
Ладно.
Они снова замолчали.
- Франк и Камилла…
- Знаем, знаем… Ты хочешь поблагодарить нас за то, что твой отец смеялся впервые с тех пор, как была разбита Суассонская ваза [118] …
- Во… вовсе нет.
- Что же тогда?
- Со… согласитесь ли в… вы бы… быть моими св… моими сви… моими сви…
- Твоими сви что? Твоими свинками?
- Нет. Моими сви…
- Твоими свистунами?
- Н… нет, моими сви… сви…
- Черт, да кем твоими?
- Сви… детелями на моей свадьбе?
Машина резко затормозила, и Полетта ударилась о подголовник.
8
Ничего другого он им так и не сказал.
- Я вас предупрежу, когда сам буду знать больше…
- А? Но… Успокой нас… У тебя хоть подружка-то есть?
- Подружка?! - возмутился он. - Да никогда в жизни! Подружка… Какое мерзкое слово… Невеста, дорогой мой…
- Но ведь… Ей об этом известно?
- О чем об этом?
- Что вы помолвлены?
- Пока нет… - признался он, дернув носом. Франк вздохнул.
- Узнаю Филу… Ладно, проехали… Только не присылай нам приглашение накануне свадьбы, идет? Чтобы я успел купить хороший костюм…
- А я - платье! - добавила Камилла.
- А я - шляпу… - подала голос Полетта.
Как-то вечером Кесслеры пришли на ужин. Они молча обошли квартиру. Два старых «бобо» [119] были в отпаде… Сильное зрелище, что и говорить.
Франк отсутствовал, Филибер был безупречен.
Камилла показала им свою мастерскую. Здесь повсюду красовались изображения Полетты - в разных позах, в разных ракурсах, в разных техниках. Настоящий мемориал ее веселости, нежности, угрызениям совести и воспоминаниям, избороздившим морщинами ее лицо…
Матильда была растрогана, Пьер - воодушевлен.
- Очень хорошо! Замечательно! После прошлогодней летней жары старость вошла в моду, ты знала? Это будет иметь успех… Я уверен.
Камилла была подавлена. По-дав-ле-на.
- Не обращай внимания, - бросила его жена, - это провокация… Мсье растроган…
- Черт, а это! Вы только посмотрите! Высший класс!
- Она не закончена…
- Оставь ее для меня. Обещаешь? Камилла кивнула.
Нет. Эту она ему никогда не отдаст, потому что она никогда не будет закончена, а закончена она не будет потому, что ее модель никогда не вернется… Она это знала…
Тем хуже.
И тем лучше.
Она не расстанется с этим наброском… Он не окончен… Он зависнет в пустоте… Как и их странная, немыслимая дружба… Как все, что разделяло их на этой земле.
Как-то в субботу утром, несколько недель назад, Камилла работала и не услышала звонка. Филибер постучал ей в дверь.
- Камилла…
- Да?
- Ца… Пришла царица Савская… Она… ззздесь, в моей гостиной…
Мамаду была просто великолепна. Она надела самое красивое бубу и все свои драгоценности. Волосы на голове были выщипаны на две трети, тюрбан гармонировал с платьем.
- Я же обещала, что приду, но тебе лучше поторопиться, в четыре я приглашена на свадьбу к родственникам… Здесь ты живешь? И работаешь тоже здесь?
- Как же я рада снова тебя видеть!
- Эй! Не трать время попусту…
Камилла устроила ее поудобнее.
- Вот так. Сиди прямо.
- А я всегда держусь прямо!
Сделав несколько набросков, она положила карандаш.
- Я не могу рисовать тебя, не зная твоего имени… Ответом ей стал взгляд, полный величественного презрения:
- Меня зовут Мари-Анастасия Бамундела М'Байе.
Мари-Анастасия Бамундела М'Байе никогда не вернется в этот квартал в одеянии королевы Дьюлулу - деревни, где она родилась, Камилла была в этом уверена. Ее портрет никогда не будет закончен, и Пьер Кесслер никогда его не получит, ведь он не способен увидеть малышку Були, притаившуюся в руках этой «прекрасной негритянки»…
Если не считать этих двух визитов и вечеринки по случаю тридцатилетия коллеги Франка, где Камилла, совершенно распоясавшись, кричала «У меня аппетит как у барра-куды, ба-ра-ку-дыыы», не произошло ничего из ряда вон выходящего.
