тяжелые портьеры из золотистого бархата. Развешанные по стенам медные шомполы с наконечниками в виде орлов были с нарочитой небрежностью задрапированы зеленым бархатом с золотой бахромой. Надо сказать, что это выглядело весьма впечатляюще, особенно теперь, когда украшения в древнегреческом стиле снова вошли в моду. Тут и там стояли стулья и небольшие диванчики: одни мягкие, зеленого бархата, другие ампирные, обтянутые шелком в золотую и белую полоску. На полу лежал толстый восточный ковер с геометрическим рисунком в зеленых, золотистых и черных тонах.

Опустившись на стул, Джулия в подробностях передала Эдварду весь свой разговор с доктором. В подобных случаях принято подозревать прежде всего лихорадку или даже воспаление мозга, однако поскольку прочие симптомы того или другого напрочь отсутствуют, то худшие подозрения можно смело отмести. Конечно, лежа на улице под дождем, он переохладился, но, даст Бог, обойдется без воспаления легких. Кто знает, возможно, это был всего лишь приступ меланхолии. Небольшая доза опия поможет ему хорошо выспаться, и все пройдет.

Она сидела на самом краешке сиденья, сцепив руки на коленях и сосредоточенно разглядывая узоры на ковре, и ее нежно-розовое тюлевое платье так же не вязалось с насыщенными цветами ковра, как озабоченность на лице не вязалась с ее прекрасными чертами.

Эдвард молча глядел на золотые локоны Джулии, мерцавшие при свечах, и думал о том, как трудно должно быть женщине сражаться в одиночку. Он прекрасно понимал ее: ему и самому часто приходилось принимать немедленные решения – за себя и за других. Конечно, в его сражениях все было иначе, над головою плыл пороховой дым и со всех сторон доносилась ружейная пальба, но суть была та же: бороться и победить.

Он обещал помочь ей, но как это сделать, когда он даже не может быть с нею рядом?

Опустившись перед нею на колени, он взял ее за обе руки и заглянул в глаза.

– Ты не одна, – сказал он. – Я помогу тебе.

Она взглянула на него чуть удивленно, словно видя его впервые, так что ему сделалось не по себе.

– Мне надо было настоять, чтобы папа сегодня остался дома и отдохнул, а не ездил бы с нами на бал. Он так мало спит.

Поднявшись с колен, он придвинул к камину второй стул и тоже сел.

Григсон принес графин бренди и два коньячных бокала на серебряном подносе, оставил поднос на столике возле Блэкторна и удалился.

Наполнив оба бокала, Эдвард протянул один Джулии и приказал пить.

Пока она неуверенно держала бокал, он смотрел на ее руку и думал о том, что эти длинные тонкие пальцы, которые так легко и виртуозно бегают по клавишам, исполняя Генделя, Гайдна, Моцарта или Баха, слишком слабы и бессильны перед тем, что ждет их в жизни.

По-прежнему не отводя глаз от ковра, Джулия отпила глоток, за ним второй и третий. Она молчала, но по тому, как напряженно ее глаза бегали по геометрическим фигурам восточного орнамента, Эдвард догадывался, что происходит с ней. Ничего, думал он, бренди разгонит ее страхи, и она успокоится.

Он тоже пригубил свой бокал, и приятное тепло тотчас потекло по жилам. Его одежда до сих пор не высохла после того, как два часа назад он под проливным дождем поднимал лорда Делабоула с тротуара и вел к дверям вестибюля. Он совершенно случайно увидел, как виконт, с мертвенно-бледным лицом, покидал бальную залу, и на всякий случай последовал за ним. Две минуты спустя он нашел его на улице: лорд Делабоул ничком лежал на тротуаре под потоками дождя. Конечно, Эдвард не мог знать наверняка, что случилось, но подозревал, что бремя навалившихся на виконта долгов оказалось слишком тяжким для него, и у него скорее всего сдали нервы.

Майор очень хотел помочь отцу Джулии, но чем он мог помочь, когда у него самого не было ни денег, ни времени? Конечно, можно было попытаться как-то успокоить обитателей Хатерлея и таким образом хотя бы временно облегчить их участь, однако он прекрасно понимал, что этого слишком мало. Что касается его планов, связанных с карьером, то они, конечно, были хороши, но дела в имении были, наоборот, так плохи, что помощь требовалась немедленно.

Он сердито отхлебнул глоток бренди. Вот так всегда, всю жизнь: слишком мало, слишком поздно. Но, черт побери, что он может сделать для лорда Делабоула сейчас, пока еще не слишком поздно и есть хоть какая-то надежда?

Досадуя на собственное бессилие, он допил бренди и со стуком поставил бокал на серебряный поднос.

– Твоей вины тут нет, – угрюмо сказал он то ли ей, то ли себе самому.

Джулия все еще сжимала в руке бокал с недопитым напитком.

– Я знаю, – сказала она. – Но мне все время кажется, что это можно было как-то предотвратить.

– Завтра ему наверняка будет лучше. Ему надо только как следует выспаться.

– Да, конечно. – Джулия улыбнулась, как будто понемногу приходя в себя. – Он вообще-то очень крепкий. Конечно, после маминой смерти он сильно сдал, но тут уж ничего не поделаешь. Если бы только… – Она закрыла лицо свободной ладонью.

Эдвард отставил бокал Джулии на стол и взял ее за руку.

– Милая, – прошептал он. – Не надо так. Посмотри на меня. Сейчас тебе нужно быть сильной. Мне, к сожалению, придется пока уехать, но…

– Что?! – растерянно вскрикнула она. – Ты уезжаешь? Когда? Надолго?..

– Думаю, на несколько дней. Это все те же дела в Корнуолле. – При этих словах на ее лице отобразился такой неприкрытый ужас, что Эдвард смутился. – Обещаю, я вернусь, как только смогу, и тогда постараюсь найти выход из этого замкнутого круга. Видишь ли, пока я не уладил кое-какие дела в Корнуолле… точнее, в Фалмуте, у меня связаны руки, и я не могу заниматься ничем другим. Прошу тебя, потерпи немного, и скоро мы одолеем все твои несчастья. Поверь, вместе мы как-нибудь с ними справимся.

Но зеленые глаза Джулии смотрели на него отчужденно, и Эдвард понял, что никакие слова сейчас не помогут.