– А чем ты так взволнован?

– Здесь, в Байдабо, случилось страшное!

– Конкретней!

– Стин заставил Фаруха убить одного из заложников, а также трех человек группировки.

Данур изумленно переспросил:

– Что? Как это заставил?

– В общем, американец потребовал у хозяина, чтобы тот затянул переговоры с русскими по освобождению сухогруза и команды. Выиграл время, необходимое янки для свержения законного правительства Джаббы. Стин предложил убить заложника и одного охранника. Обещал хозяину по тридцать тысяч долларов за каждого. Тот нехотя, но согласился. На судно отправил вашего заместителя.

– Так это Фени убил и русского и часового?

– Да! Он убил еще и начальника караула. А Фарух, прибыв на сухогруз, застрелил Фени. Меня заставили фотографировать место бойни. Пока я это делал, Фарух с американцем находились на катере. Они связывались с пароходством. Мне приказано переправить в Россию сделанные снимки. Фарух скорей всего обвинит команду в том, что несколько ее членов пытались бежать с сухогруза. По крайней мере, об этом говорил Стин.

Данур проговорил:

– Американец спланировал провокацию. А Фарух, используя Фени, претворил замысел бандитов в жизнь. Скажи, Сиад, а переговоры хозяина с руководством пароходства ты не слышал?

– Нет!

– Ясно! Будь осторожен. До моего возвращения связь прекращаем, если не произойдет еще что-нибудь, меняющее общую обстановку.

– А если произойдет?

– Тогда вызывай меня в любое время. Но в Джаббе я долго не задержусь.

– Понял!

– Тогда конец связи!

– Конец!

Отключив станцию, Данур ударил рукой по штурвалу:

– Подонки! Особенно Стин. Каков мерзавец. Не пора ли избавиться от него? Но это решать Центру. Сейчас главное – сформировать группу. Свою группу, способную разрушить планы и американцев, и наркоторговцев, и лично ублюдка Фаруха. И в этом должен помочь Зулус.

Впереди показался маяк, ориентир, определенный Зулусом. Агент российской разведки посмотрел на часы. 16.30. Марко Райдоза должен быть находиться где-то рядом. И Данур увидел катер друга. Через десять минут судна встретились. Зулус показал Дануру, чтобы тот следовал за ним. В 17.00 они, как ни в чем не бывало, прошли рядом со сторожевым кораблем пограничников Джаббы и в 17.20 пришвартовались к пирсу старой набережной городка Гуладуз. Уже на берегу друзья обнялись.

Райдоза, похлопывая товарища по спине, сказал:

– Признаться, я уже и не надеялся тебя увидеть.

– Почему?

– Ты после роспуска отряда так неожиданно свалил из Марокко, что я подумал, наш доблестный Данур решил навсегда завязать с работой и исчезнуть из поля зрения спецслужб. А ты, оказывается, находился совсем рядом.

Данур объяснил:

– Я вынужден был покинуть Марокко по приказу Центра. И именно так, как это сделал, неожиданно для всех остальных. Отряд задачу выполнил, и Москва решила не подвергать опасности остальных бойцов.

– Но, похоже, сейчас Москва вспомнила о нас? Вряд ли ты, внедренный в банду кровавого Фаруха, узнав обо мне, пошел бы на встречу без санкций начальства.

Данур улыбнулся:

– Ты прав, но давай поговорим об этом дома. Честно говоря, я проголодался.

– Пошли в мою хижину, там все готово к твоему приему!

– Пойдем, но дорогу я определю сам. Вдруг еще когда понадобится и без твоего приглашения?

– А чего тут определять. Кедр на набережной один! И дом, выкрашенный в ядовито-желтый цвет, тоже один.

– Уже вижу! Не пойму, неужели требуются большие затраты, чтобы перекрасить его? Уж очень он отличается от других зданий!

– Да затраты пустяки, руки не доходят!

– Чем же ты занимаешься?

– Об этом тоже дома.

В 18.10 друзья вошли в жилище Марко Райдозы, в прошлом тоже выпускника советского училища, кадрового офицера-диверсанта. Внутри дом выглядел совершенно иначе, чем снаружи. Он имел четыре комнаты, кухню, душевую, туалет. Был отделан самыми современными материалами, заставлен красивой и дорогой мебелью в европейском стиле. В гостиной – большой телевизор, в кабинете – набор всевозможной аппаратуры последнего поколения. На полу – дорогие ковры, на окнах – портьеры. Мощные кондиционеры в окнах, выходящих во внутренний двор, огороженный высоким забором из густого кустарника. В двух спальных комнатах – изящные гарнитуры.

Данур, осмотрев жилище, воскликнул:

– Вот это да! С причала, глядя на фасад хибары, не скажешь, что внутри подобная роскошь. А помнится, говорил, что тебе для жизни требуется минимум удобств. Крыша над головой, кондиционер, холодильник с пивом да походная кровать. У тебя искаженное понимание минимума удобств, не кажется? Наверное, на внутренний ремонт и мебель ты израсходовал приличную сумму!

Марко Райдоза махнул рукой:

– Ерунда! Что-то около пятидесяти тысяч долларов.

– Ничего себе ерунда? Зачем тебе все это?

– Как зачем? Для того, чтобы жить нормально.

– И вызывать зависть соседей?

– Соседи ко мне не заходят!

– А девочки, которых в порту с избытком и к услугам которых, если верить твоим же словам, ты иногда прибегаешь? Они наверняка обсуждают внутреннее убранство неопрятной снаружи хижины?

– Девочек я принимаю в гостевом доме, он во дворе, и там совершенно другая обстановка.

– Понятно! Ты решил провести в уюте остаток дней своих, так?

– Это если получится. Что вряд ли, судя по твоему внезапному интересу к моей скромной персоне. Но пройдем в столовую. Пообедаем. Кстати, я затарился ящиком настоящей русской водки. Взял у специалистов, что работают здесь!

Данур ответил:

– Так это же хорошо! Давненько я русской водки не пил. А местная гадость в рот не лезет, да и порядки в логове Фаруха насчет этого строгие. Которые сам Башир соблюдать не намерен. И не соблюдает.

– Как? Еще жива эта тварь! Столько крови на нем, а ему хоть бы что!

– У него прикрытие солидное!

– И что за прикрытие?

– ЦРУ!

– Его прикрывают американцы? И это после того, как отряды Фаруха в том числе громили их экспедиционный корпус?

– Ты видишь в этом что-то странное?

– А ты нет?

– Нет! Да янки разорвали бы Фаруха, попадись он им во время вторжение в Сумарди. А сейчас обеспечивают его безопасность. Более того, ЦРУ фактически прикрывает мощный канал поставки наркоты Тони Карабо в Европу! Через того же Башира Фаруха. Почему? Потому что это им выгодно ... а вот почему, я объясню тебе после обеда.

– Хорошо!