– Действительно, оставим, Шарлотта. Остин никого не убивал, даже в воображении.

– Ты тоже мог бы стать его жертвой.

– Нет, пойми, Остин не убийца…

– И все же ты должен быть настороже.

– С Остином? Зачем? Ну вот, мы поговорили, я знаю, что передать Клер, и закончим на сегодня. Мне еще придется встретиться с Монкли, потом обед с Мэвис, к тому же я обещал зайти к Чарльзу Одмору, пока Эстер, как тебе известно, гостит у Арбатнотов, там какая-то сельскохозяйственная ярмарка или что-то в этом роде…

– Я совершенно не могу тебя понять. Нет, нет, посиди. Мы еще не все выяснили. Я обвиняю твоего брата в убийстве первой жены, а тебе, кажется, все равно, ты и не собираешься возражать.

– Просто знаю, что он не убийца. Я знаю своего брата лучше, чем ты. А ты просто-напросто придумала трагическую историю, которая должна как бы остаться нашей с тобой волнующей тайной на вечные времена.

– Дуралей, – спокойно произнесла Шарлотта. – Ведь тот диплом в самом деле существует…

– Успокойся, Лотти.

– Ты женишься на Мэвис?

– Почему бы и нет?

– Мэтью, я сюда пришла не для развлечения. Посиди еще минуту и выслушай. Я со всей ответственностью заявляю, что тебе грозит опасность, и немалая…

– Перестань, Шарлотта. Будет уже играть в самодеятельного детектива.

– Тебе известно, что я любила тебя всю жизнь? – сказала она, остановившись перед ним.

– Мы шли по жизни разными дорогами.

– Не притворяйся. Влюбилась в тебя сразу, с той самой минуты, когда Джордж нас познакомил. Влюбилась в тебя.

– А не в Джорджа?

– Эту басню Клер выдумала для моего унижения.

– Какая-то путаница получается…

– Мэтью, я люблю тебя. И только тебя. И после того как призналась, на сердце стало легче. Из-за тебя я не вышла замуж. Все эти годы прожила, думая только о тебе, отчаянно надеясь, что ты…

– Лотти, я не понимаю. Ты что-то чувствуешь, но почему я должен в это верить, да ты же и сама не веришь. Все дело в том, что каждому необходимо отыскать объяснение собственного страдания…

– Как ты можешь быть таким жестоким! – В ее глазах вдруг заблестели слезы, и Шарлотта отвернулась, чтобы утереть их ладонью.

Мэтью, сделав еще одно усилие, наконец сумел подняться.

– Ты извини, но я не могу поверить, что из-за меня ты погубила свою жизнь.

– Не верь. Я тебе настолько безразлична, что из-за меня ты не хочешь почувствовать себя хоть на каплю виноватым, вот в чем соль…

– Я тебе благодарен, но…

– Ты сделался профессиональным мудрецом. Ну что ж. Конечно, эту роль ты избрал не осознанно, а так, по наитию. И все сводится к тому, что ты с удовольствием копаешься в делах людей, с которыми чувствуешь связь, но только в том случае, если эта связь тебе льстит или тебя развлекает. Это можно объяснить сексуальным влечением. Жаждешь властвовать в тех случаях, когда эта власть соответствует твоим интересам. Иногда ты мог бы использовать эту власть во благо, но благо на самом деле тебя не интересует, поэтому ты просто кичишься искренностью и простотой; говоришь только то, естественно, что на самом деле чувствуешь. Что поделаешь, мое место не здесь. Но мне казалось, что ты хотя бы из вежливости, не говорю уже о благородстве, поведешь себя по отношению ко мне менее цинично.

– Боже мой, Лотти, прости меня. Не будем ссориться. Я сейчас так измучен всем происходящим. Прости меня, и останемся друзьями.

– Ты никогда не сделал шага мне навстречу, даже после того, как я тебе написала. Ответное твое письмо было образцом лицемерия.

– Прости…

– Слава Богу, я могу найти опору в собственном достоинстве, проистекающем из подлинного чувства. И ничего другого мне уже не осталось. Я сомневаюсь, способен ли ты вообще любить.

– О таких вещах не принято говорить.

– Я ухожу. – Она взяла сумочку. – Больше не буду тебя беспокоить. Пришла только для того, чтобы предостеречь тебя. И по-прежнему считаю, что Остин способен на преступление. Способен убить тебя. О своей любви не собиралась говорить. Но раз ты не веришь, то тебе все равно. Прощай.

– Шарлотта, подожди минутку…

Но платье в полоску уже исчезло. Мэтью не успел дойти до коридора, а входная дверь уже захлопнулась.

Он вернулся в гостиную. Выщербленная ваза эпохи Сун белела на каминной полке. Мэтью взял ее в руки и глянул в бездонную глубину. И снова перед ним возникла сцена на площади: кучка неуклюжих людей, прохожий, вдруг повернувший к ним, спасительные рукопожатия, вытоптанный снег и пустота на том месте, откуда их забрала милиция.

– Это была всего лишь случайность, – сказала Мэвис.

Они пили чай в гостиной.

– Господи, меня все это преследует ночами, – пожаловался Остин.

– Да. Возьми еще пирожное.

– Я считаю себя виноватым.

– И совершенно зря.

– Мне кажется… некоторые… думают, что я обвиняю всех, кроме себя, но они ошибаются.

– В случайности некого винить.

– Все верно, но кто знает, какая цепь причин и следствий превращается в итоге в чью-то вину? Увы, даже самый малый проступок в конце концов заканчивается чьим-то самоубийством, убийством или того хуже.

– Может быть. Такие мысли я доверяла Богу, пока в него верила.

– А сейчас…

– Сейчас уже ничего нельзя поделать. Будем стараться жить обычной жизнью. Мы не в силах распутать сеть.

– Но это же ужасно!

– Никак не могу понять, в чем ты себя обвиняешь.

– Я хвастался. А он был такой толстый, ты не поверишь…

– Толстый?

– Да, уже тогда. Я был ловчее, а он боялся слезть с горы. А озеро внизу было такое красивое, ярко- синее посреди золотистых скал, а день был жаркий. Я спустился к воде и ходил там, разбрызгивая воду, будто насмехался над ним, а он потел там, наверху. Наверное, ему было очень обидно. Но я и хотел обидеть.

– А потом…

– Потом я разделся и нырнул в воду. Как сейчас помню. День настолько жаркий, что тело в холодной воде не успевает остыть и на коже возникает как бы серебристая пленочка. Удивительно. Это были, наверное, последние счастливые минуты в моей жизни.

– Наверняка нет. А что было потом?..

– Мне казалось, что он спустится следом за мной. Из зависти спустится. Я видел, как он там мечется, пробует нащупать безопасный спуск, но все равно не решается. Я оделся и начал взбираться, и тогда он начал бросать в меня камни, и я упал…

– Извини, Остин. Ты уверен, что он начал бросать камни? Может, ты сам их как-то сдвинул?

– По крайней мере один камень точно бросил… но все это не важно… я не помню.

– Нет, это же очень важно. Ведь ты говоришь, что всю жизнь винишь его в том случае. Но если на самом деле он не бросал…