приедем голодными, но здесь продолжают работать по распорядку мирного времени.

Вот все, что мне удалось добыть.

И он указал на большой серебряный поднос, где лежал на салфетках десяток ломтиков поджаренного хлеба с сардинами, стружками сыра и застекленевшими кусочками языка. Такой поднос тут всегда подавали в кают-компанию в десять часов вечера.

– Придите ко мне, как отыщете свою каюту. Седрик нашел ее. Она была в идеальном порядке: три полотенца, все разных размеров, фотография какого-то усача, самым примерным образом надевающего спасательный жилет. Седрик оставил в каюте чемоданчик и вернулся к командиру.

– Через полтора часа наши люди начнут грузиться. Ума не приложу, какого черта торчат тут эти хайлендцы. Выясните и очистите от них судно.

– Слушаюсь, полковник.

Он нырнул обратно в темноту и разыскал офицера, ответственного за погрузку. При свете карманного фонарика они просмотрели приказ на посадку. Сомнений быть не могло: хайлендцы забрались не на свой корабль. Этот назывался «Герцогиня Камберлендская», а им следовало быть на «Герцогине Кларенса».

– Но «Кларенса» тут нет, – сказал ответственный за посадку офицер. – Очень возможно, их кто-то направил сюда.

– Кто именно?

– Не я, старина, – ответил офицер.

Поднявшись на борт, Седрик пустился на розыски командира хайлендцев и в конце концов нашел его в каюте спящим в полной боевой форме.

– Вот мой приказ, – сказал полковник хайлендцев, доставая из бокового кармана пачку машинописных страниц, изрядно излохмаченных и замусоленных от постоянного перелистывания. – «Герцогиня Камберлендская». Погрузиться в двадцать три ноль-ноль со всем имуществом по форме 1097. Все совершенно ясно.

– Да, но через час наши люди поднимутся на борт.

– Ничем не могу вам помочь. Таков мой приказ. Полковник не был склонен вдаваться в объяснения с младшим офицером. Седрик сходил за своим командиром. Вдвоем полковники внесли в дело полную ясность и решили освободить кормовую транспортную палубу. Седрику поручили разбудить дежурного офицера хайлендцев. Он нашел дежурного сержанта. Они пошли вдвоем на корму.

По потолку тянулись ряды тусклых огоньков – электрические лампочки, совсем недавно замазанные синей краской и еще не оттертые начисто солдатами. На палубе лежали груды вещевых мешков и боевой техники: ящики с пулеметами Брена, боеприпасы и огромные гробовидные короба с противотанковыми ружьями.

– А не сложить ли их в кладовую стрелкового оружия? – спросил Седрик.

– Ну, разве что хотите, чтобы их сперли.

Между штабелями военного имущества, прикорнув под одеялами, лежало с полбатальона солдат. В эту первую ночь лишь очень немногие навесили койки. Койки валялись среди прочего снаряжения, усугубляя беспорядок.

– Нам ни за что не поднять их сегодня.

– Попытаемся, – сказал Седрик.

Очень медленно инертную людскую массу удалось раскачать. Заунывно ругаясь, солдаты начали собирать личное снаряжение. Рабочие команды принялись перетаскивать имущество. Им приходилось подниматься по трапам на верхнюю палубу, проходить в темноте на нос и через носовые люки опускаться вниз.

Немного погодя голос наверху у трапа спросил:

– Лин тут?

– Так точно.

– Мне приказано разместить роту на этой палубе.

– Вам придется подождать.

– Рота уже поднимается на борт.

– Ради бога, задержите людей.

– А разве это не палуба «Д»?

– Так точно.

– Ну так нам сюда и надо. Какого черта толкутся тут эти люди?

Седрик поднялся наверх, к входу с трапа на налубу. Тяжело нагруженные солдаты его полка сплошным потоком всходили по трапу.

– Назад, – приказал Седрик.

– Это еще что за черт? – спросил голос из темноты.

– Это Лин. Заверните своих людей на причал. Вам еще нельзя грузиться.

– Как же так? Половина наших людей с обеда ничего не ела, можете вы это понять?

– Они и тут не найдут ничего до завтрака.

– Вот так хреновина! Офицер по железнодорожным перевозкам на Юстонском вокзале сказал, что свяжется по телеграфу с портом, и по прибытии нам будет обеспечена горячая пища. Где полковник?

Солдаты на трапе повернулись кругом и начали медленно спускаться. Когда последний, сойдя на причал, растворился во тьме, на борт поднялся командир.

– Ну и заварили вы кашу, – сказал он. На палубе было полно солдат чужого полка, перетаскивающих военное имущество.

– Эй, кто там курит? – крикнул сверху корабельный офицер. – Погасить сигарету!

На набережной одна за другой начали вспыхивать спички.

– Эй, вы там, погасить сигареты!

– Целый день ехали в этом… поезде, …его в душу, и не дадут пожрать, …их в душу. Про… на причале, …его в душу, и теперь этот хмырь и сигареты не даст выкурить, …его в душу. Вы… над нами, мне это… …их в душу.

Мимо Седрика прошла смутная фигура, приборматывая в отчаянии:

– Именные списки в трех экземплярах. Именные списки в трех экземплярах. Какого черта нам загодя не сказали, что именные списки нужны в трех экземплярах?

Подошла другая смутная фигура, в которой Седрик узнал офицера, ответственного за погрузку.

– Послушайте, перед посадкой люди должны снять с себя все снаряжение и оружие и уложить в водонепроницаемые мешки.

– О! – сказал Седрик.

– Они этого не сделали.

– О!

– Это же нарушение всех правил хранения!

– О!

Подбежал вестовой.

– Мистер Лин, вас вызывает командир части. Седрик отправился к нему.

– Слушайте, Лин, почему эти проклятые шотландцы до сих пор не убрались с нашей транспортной палубы? Я приказал очистить палубу два часа назад. Я полагал, вы следите за этим.

– Прошу прощения, полковник. Они уже поднялись.

– Смею надеяться, черт побери. А еще вот что. Половина наших людей весь день ничего не ела. Пройдите к судовому эконому и выцарапайте для них что-нибудь. Узнайте также на мостике, когда выходим в море. Когда полк будет на борту, проследите за тем, чтобы каждый знал, где что размещено. Чтобы ничего не потерять. Уже на этой неделе мы, возможно, будем в деле. Говорят, эти хайлендцы потеряли по пути сюда кучу снаряжения. Не хватало только, чтобы они возместили недостачу за наш счет.

– Слушаюсь, сэр.

Когда он вышел на палубу, уже знакомая ему призрачная фигура снова промелькнула мимо, – приговаривая отчаянным голосом, в котором слышался отзвук иного, отнюдь не лучшего мира:

– Именные списки в трех экземплярах. Именные списки в трех экземплярах.

В семь часов утра полковник сказал: