представлен.
Из-за двери высунулась голова Филипа Хескет-Смидерса. – Ради бога, скажите мне, в каком именно родстве вы с Георгом Третьим? Простите, что я спрашиваю, но начальник непременно поинтересуется.
– Побочная дочь герцога Кларенса Генриетта сочеталась браком с Джервесом Уильбремом из Актона – излишне напоминать, что в то время Актон был просто-напросто деревней. Его дочь Гертруда сочеталась браком с моим дедом по матери. Он, между прочим, трижды избирался мэром Чиппенема и обладал значительным состоянием, которое теперь, увы, все промотано… Похоже, еще раз съел, – добавил он, когда дверь закрылась.
– Это правда?
– Что мой дед был мэром Чиппенема? Сущая правда.
– Нет, насчет Генриетты?
– Так всегда думали у нас в семье, – ответил Бентяи.
В другой ячейке этого гигантского улья Безил излагал план аннексии Либерии.
– На каждого плантатора-англичанина там приходится четырнадцать немцев. У них организация по нацистскому образцу. Они ввозят оружие через Японию и только ждут сигнала из Берлина, чтобы захватить власть. Если Монровия окажется в руках врага и там будут базироваться подводные лодки, наш западный торговый путь будет перерезан. Тогда немцам останется лишь блокировать Суэцкий канал – а они могут это сделать из Массавы в любой момент, – и Средиземное море будет для нас потеряно. Либерия – наше единственное слабое место в Западной Африке. Мы должны вступить в нее первыми. Так или не так?
– Да, да, все так, не понимаю только, почему вы обращаетесь с этим ко мне.
– Так ведь вам же придется заниматься подготовительной пропагандой на месте и последующими объяснениями в Америке.
– Почему именно мне? Этим должен заниматься отдел Ближнего Востока. Вам следует обратиться к мистеру Полингу.
– Мистер Полинг послал меня к вам.
– Вот как? Интересно почему. Сейчас спрошу. Несчастный чиновник взял трубку и, после того как его соединили последовательно с отделом кино, теневым кабинетом Чехословакии и гражданской противовоздушной обороной, сказал:
– Полинг, у меня тут некто по имени Сил. Говорит, Ты послал его ко мне.
– Ну, послал.
– А почему?
– А кто послал ко мне утром этого жуткого турка?
– Ну, это были просто детские игрушки.
– Так тебе и надо, будешь знать, как посылать ко мне разных турок.
– Ну погоди же, я тебе еще не то пришлю… Так вот, – оборачиваясь к Безилу, – Полинг ошибся. Вашим делом действительно должен заниматься он. Проект в высшей степени интересный. Жаль, что не могу ничем вам помочь. Знаете, кто, по-моему, с интересом выслушает вас? Дигби-Смит. На нем лежит пропаганда и подрывная деятельность в тылу противника, а Либерия, судя по тому, что вы рассказали, фактически является вражеским тылом.
Дверь отворилась, и в комнату, сияя улыбкой, вошла всклокоченная бородатая фигура в черной рясе; на груди вошедшего висел золотой крест; преподобную голову венчал цилиндр без полей.
– Я архимандрит Антониос, – сказал он. – Я входить пожалуйста?
– Входите, ваше высокопреподобие. Садитесь, пожалуйста.
– Я говорил, как меня изгнаняли из София. Они сказали, я должен говорить вам.
– Вы были в нашем отделе религии?
– Я говорил священникам вашей контора о моем изгнании. Болгары говорят, это за блудодеяния, но это за политика. Из София не изгнаняют просто за блудодеяния, а только вместе с политика. Так что теперь я союзник великобритан, раз болгары говорят, что за блудодеяния.
– Да, да, я вас вполне понимаю, только это не по нашему отделу.
– Вы не ведаете дела болгаров?
– Ведаю, но, мне кажется, ваше дело позволяет поднять более важный вопрос. Вам следует обратиться к мистеру Полингу. Я позабочусь о том, чтобы вас проводили. Мистер Полинг занимается исключительно такими делами.
– Это так? У вас есть здесь отдел блудодеяний?
– Да, вы свободно можете назвать его так.
– Я нахожу это хорошо. В София такого отдела нет. Его преподобие был отослан по назначению.
– Так вы, стало быть, хотите видеть Дигби-Смита?
– Разве?
– Несомненно. Либерия его в высшей степени заинтересует.
Явился еще посыльный и увел Безила. В коридоре их остановил щуплый низкорослый человек с чемоданом в руке.
– Прошу прощения, вы не скажете, как мне попасть в Ближний Восток?
– Это здесь, – ответил Безил. – Вот здесь. Только толку вы там не добьетесь.
– О, их не может не заинтересовать то, что у меня вот тут. Этим всякий заинтересуется. Бомбы. Тем, что у меня вот тут, можно снести крышу со всей этой лавочки, – сказал сумасшедший. – Таскаю их с места на место с того самого дня, как началась эта чертова война, и часто думаю, ну хоть бы они вдруг взорвались.
– Кто послал вас на Ближний Восток?
– Какой-то малый по имени Смит, Дигби-Смит. Очень интересовался моими бомбами.
– А у Полинга вы уже были?
– У Полинга? Был вчера. Очень интересовался моими бомбами. Ими все интересуются, можете мне поверить. Он-то и посоветовал мне показать их Дигби-Смиту.
Бентли подробно распространялся о трудностях и безобразиях жизни бюрократа.
– Если б не журналисты и чинуши, – говорил он, – все было бы совсем просто. Этот народ полагает, будто министерство существует только для их удобства. Конечно, строго говоря, мое дело – книги, мне не следовало бы связываться с журналистами, но все спихивают их на меня, как только теряют с ними терпение. И не только журналистов. Сегодня утром у меня был человек с полным чемоданом бомб.
– Джефри, – произнес наконец Эмброуз. – Как по-вашему, про меня можно сказать, что я довольно известный левый писатель?
– Ну, разумеется, дорогой коллега. Очень даже известный.
– Именно левый?
– Разумеется. Очень даже левый.
– Известный именно вне левого крыла?
– Ну конечно. А что?
– Так просто.
Тут их на несколько минут прервал американский военный корреспондент. Он требовал, чтобы Бентли подтвердил слух о польской подводной лодке, будто бы зашедшей в Скапа-Флоу[32]; выдал ему пропуск, чтобы он мог попасть туда и во всем убедиться самолично; обеспечил его переводчиком с польского; объяснил, какого черта о подводной лодке сообщили этому недомерку Паппенхакеру из треста Херста, а не ему самому.
– О господи, – сказал Бентли. – Почему вас прислали ко мне?
– Похоже я прикреплен к вам, а не к пресс-бюро.
Выяснилось, что это так. Как автор «Нацистской судьбы» – исторического сочинения для массового читателя, разошедшегося баснословным тиражом по обе стороны Атлантики, корреспондент числился в списках литераторов, а не журналистов.
– Ну что же, – сказал ему Бентли. – У нас в стране литераторы котируются гораздо выше журналистов.
