– Машину я отпущу, – сказал Адам, когда они проезжали через Пулборо. – Вернуться можно поездом.
– Если еще будет поезд.
– Конечно, будет, – сказал Адам. Но у обоих в эту минуту мелькнул в голове некий вопрос, смутно волновавший их всю дорогу. Ни он, ни она больше не касались этой темы, но после Пулборо в машине определенно чувствовалась некоторая скованность.
Вопрос разрешился, как только они добрались до отеля.
– Нам обед, – сказал Адам, – и номер на ночь.
– Милый, меня, кажется, хотят обольстить?
– Боюсь, что так. А ты решительно против?
– Да нет, – сказала Нина и добавила, изображая простолюдинку: – Это оченно даже приятно.
Обедающих в ресторане уже не было. Они ели одни в углу зала, а официанты накрывали столы к утреннему завтраку и бросали на них обиженные взгляды. Подавали самый унылый английский обед. И в салоне после обеда было ужасно; несколько гольфистов в смокингах играли в бридж, да дремали две старые дамы. Адам с Ниной прошли через двор в пивной бар и до закрытия просидели там в теплом мареве табачного дыма, слушая ленивые пересуды местных жителей. Они сидели, взявшись за руки, ничуть не стесняясь, и очень скоро на них перестали обращать внимание. Перед самым закрытием Адам угостил всех пивом. Послышались голоса: «Благодарствуйте, сэр», «За ваше здоровье, мэм», и бармен произнес свое: «Прошу допивать. Закрываем» – совсем особенным, очень певучим голосом.
Когда они вышли во двор, где-то били часы и подвыпивший фермер пытался завести свою машину. По дубовой лестнице, мимо развешанных на стене мушкетов и гравюр с изображением дилижансов и карет, они поднялись к себе в номер.
У них не было с собой даже чемоданчика (как сообщила на следующий день горничная молодому человеку из радиомагазина, добавив, что этим-то и плохо работать в отеле на шоссе – мало ли кто там останавливается).
Адам разделся мгновенно и лег в постель; Нина – помедленнее, она повесила платье на стул и, словно ей изменило обычное самообладание, еще некоторое время перебирала безделушки на камине.
Наконец она погасила свет.
– Ты знаешь, – сказала она, забираясь в постель и слегка дрожа, – это со мной в первый раз случается.
– Тебе будет очень хорошо, – сказал Адам. – Обещаю.
– Я и не сомневаюсь, – сказала она серьезно. – Я ничего такого не говорю… я просто сказала, что это в первый раз… Ох, Адам.
– А ты еще говоришь, что божественные вещи не сбываются, – сказал Адам где-то среди ночи.
– Ничего божественного тут нет, – сказала Нина. – Мне было больно. Да, кстати, только что вспомнила. Утром я должна тебе сказать что-то очень важное.
– Что?
– Не сейчас, милый. Давай лучше поспим, хорошо?
Еще до того, как Нина проснулась, Адам вышел под дождь побриться. На обратном пути он купил две зубные щетки и ярко-красный целлулоидный гребешок. Нина села в постели и причесалась. На спину она накинула пиджак Адама.
Адам, чистивший зубы, оглянулся на нее: – Дорогая моя, у тебя вид прямо из «La vie parisienne».
Тогда она сбросила пиджак и вскочила с постели, и он сказал ей, что вид у нее как на модной картинке в «Vogue» минус белье и платье. Это Нине понравилось, но она сказала, что ей холодно и все еще больно, хотя уже меньше. Потом она оделась и они сошли вниз.
В ресторане уже никого не было, и официанты накрывали столы ко второму завтраку.
– Ну, – сказал Адам, – ты говорила, что должна мне что-то сказать.
– Да, да. Это очень неприятно, милый.
– Так скажи скорей.
– Понимаешь, это насчет чека, который тебе дал папа. Боюсь, ты зря возлагаешь на него надежды.
– Но дорогая моя, он на тысячу фунтов, разве нет?
– А ты посмотри на него, моя радость. – Она достала чек из сумочки и протянула ему через стол.
– Как будто все в порядке, – сказал Адам.
– А подпись?
– Боже милостивый, этот старый идиот подписался «Чарли Чаплин»!
– Про это я и говорю, милый.
– Но разве нельзя попросить его изменить подпись? У него, наверно, не все дома. Сегодня же съезжу к нему еще раз.
– Пожалуй, не стоит, милый… как ты не понимаешь. Конечно, он очень старый человек и… то, что ты ему наговорил, могло показаться ему немного странным… он-то, может быть, подумал, что это у тебя не все дома. В общем… понимаешь, может быть, этот чек был своего рода шуткой.
– Будь я проклят… это уже скучно. Как раз когда все складывалось так хорошо. Ты когда заметила подпись, Нина?
