памятен был предыдущий несчастливый выход Войновича.
Федор Федорович горел: скорее бы сразиться с врагом! Доказать на деле правоту своей мысли, что слепо придерживаться линейкой тактики ни к чему, что она только связывает флотоводца по рукам!
Перед выходом из Севастополя Ушаков побывал на всех трех фрегатах авангарда — «Бериславе», «Стреле» и «Кинбурне», говорил с матросами и офицерами.
Он разъяснил, какое важное значение будет иметь для России победа над турками и какая ответственная задача ложится на корабли авангарда в бою.
Экипаж фрегатов авангарда поклялся драться до последнего.
Капитаны фрегатов Саблин, Нелединский и Кумани уважали своего флагмана и верили в него больше, чем в Войновича.
— Будьте спокойны, Федор Федорович, мы не подведем! — сказал за всех капитан 2-го ранга Кумани.
Севастопольский флот шел медленно, — мешали противные ветры.
Лишь 29 июня русские увидели у румелийских берегов паруса турок.
Но, как назло, четыре дня подряд крутил, не уставая, переменный ветер. Он расстраивал линию баталии кораблей и не менее расстраивал Ушакова: враг был вот тут, а приходилось выжидать.
Ушаков шел, не упуская из виду турок, готовый в первый же благоприятный момент кинуться на врага.
Две ночи Федор Федорович совсем не ложился спать, — все надеялся, что вот-вот установится ветер. Только сегодня после обеда на час забылся короткой, беспокойной дремотой у себя в каюте.
Ожидание первого боя истомило всех.
И в ночь со 2-го на 3 июля Федор Федорович собирался бодрствовать. Он с красными от бессонницы глазами (за веки будто насыпали песку) ходил по шканцам, кусая от досады ногти.
Вахта смотрела на своего флагмана, перешептывалась.
— Не спится нашему Федору Федоровичу.
— Беспокоится.
— Ох и зол же он на работу, братцы!
— Да, гулять не любит!
Вдали, на горизонте, виднелись огни турецкой эскадры, — ночью турки всегда сильно освещали свои корабли.
Сегодня днем Эски-Гассан остановил флот и обошел на быстроходном кирлангиче42 все корабли: видимо не надеясь на сигналы, лично отдавал последние указания на случай боя.
«Это хорошо: стало быть, будем драться не на шутку!» — подумал Федор Федорович.
Войнович тоже воспользовался невольной передышкой, прислал Ушакову записку:
«Любезный товарищ. Мне бы нужно было поговорить с вами. Пожалствуй, приезжай, если будет досуг, двадцать линейных кораблей начел. Прости, бачушка.
«Досуг! — с раздражением подумал Ушаков. — Враг сидит чуть ли не на боканцах43, а он — досуг! «Двадцать линейных кораблей». Дурак! Считать и то не умеет! Не двадцать, а двадцать пять! Семнадцать линейных да восемь фрегатов. А говорить хочет известно о чем: как бы поскорее улепетнуть в Севастополь. Нет, брат, поручил Ушакову вести бой, сдался на младшего флагмана, — теперь не мешайся!»
И конечно же, никуда со «Св. Павла» не поехал: сказался нездоровым.
Больше всего Федора Федоровича беспокоил ветер. Ветер — главный помощник, друг моряка, но он же и главный враг.
На шканцы вышел денщик Федор. Он стал немного привыкать к морской жизни — его уже меньше укачивало.
— Батюшка, Федор Федорович, пойдите отдохните часок-другой, — ходил он за Ушаковым. — Нельзя же так, которую ночь не спавши!
— Спи сам, коли тебе нечего делать!
— Полноте мучиться, ваше высокоблагородие! Никуда ведь басурман он нас не уйдет, право слово, не уйдет! — не отставал Федор.
Его поддержал Шапилов:
— Федор Федорович, пойдите, в самом деле, сосните. Как чуть установится ветер, мы вас разбудим! И турок не упустим с глаз, будьте спокойны!
Ушаков остановился в раздумье: «Впереди вся ночь. Пожалуй, они правы: можно немного и поспать. А то голова как чугунная…»
И он согласился уйти.
Напрасно Федор совал ему ужин. Ушаков не стал ничего есть, а скинул сапоги и сюртук, повалился на койку и через минуту уже захрапел.
Денщик стоял, глядя на утомленное лицо Ушакова.
— Ишь как из-за этих проклятых басурман измотался, сердешный! — сказал он и, задув свечу, пошел на цыпочках к себе.
Ушаков выспался на славу. Он проснулся, когда било восемь склянок. По трапам топали десятки ног, — сменялась очередная вахта.
Федор Федорович встал, оделся и, взяв со стола зрительную трубу, поспешно вышел на шкафут.
Наверху все было залито ярким утренним солнцем.
— Ну как? — спросил он у вахтенного лейтенанта.
— Норд-ост, Федор Федорович! — весело ответил лейтенант.
— Давно?
— Вторую склянку держит. Авось установится!
Ушаков поднял к глазам трубу.
Турки были невдалеке. За все дни оба флота еще ни разу не сходились так близко, как сегодня.
Ушаков с интересом рассматривал врага. Действительно, он был очень силен. Федор Федорович ясно видел эти совершенно новые, большие 80-пушечные корабли, такие мощные и вместе с тем такие легкие на ходу.
В авангарде у турок шло шесть кораблей. Сам капудан оказался с ними: на его 80-пушечном флагманском корабле с флагштока до самой воды спускался алый шелковый флаг с полумесяцем.
Турки были на-ветре.
Ушаков волновался — приближалась роковая минута. Решалась судьба Черноморского флота, судьба Крыма.
«Ждать больше нечего. Надо драться! Капудан, поди, спокоен: так силен и на-ветре. А вот я его огорошу неожиданным маневром!» — подумал он и крикнул:
— Прибавить парусов!
Ушаков решил выиграть ветер у передовых турецких кораблей. Обойти их и поставить между русским авангардом и кордебаталией44. Меж двух огней.
«Пусть этот маневр будет противоречить шаблонным правилам линейной тактики. Иногда нужно делать несходное с ней», — думал Ушаков.
Он стоял, крепко сжав в руке зрительную трубу, ждал.
На «Св. Павле» лихо управились с парусами, — боцман Макарыч и урядник второй вахты Ефим Зуб постарались. Федор Федорович нетерпеливо перевел взгляд на свои фрегаты.
«Берислав» и «Стрела», шедшие впереди, тоже не зевали: быстро поставили добавочные паруса.
Глянул в трубу на турок.
А турки пока еще не чуяли никакой опасности. Враги подходили к небольшому пустынному острову Фидониси, расположенному против устья Дуная.