обладает необыкновенными и непредставимыми качествами… Такими, например, как Доброта и Созидательный Гений. Увы, за четырнадцать лет работы обозревателем уголовной хроники Джо узнал людей слишком хорошо, чтобы теперь преклонить колени пред алтарем первой Церкви Человека Богоравного. Он лучше – и, главное, нагляднее – многих представлял себе все новейшие 'достижения' человечества и был уверен, что единственное, в чем человек проявил достойные восхищения упорство и смекалку, так это в совершении самых грязных, бесчестных, жестоких поступков, с неизбежностью подготовлявших его вечное проклятие. Лишь немногие люди – если таковые вообще существовали – способны были заслужить спасение.
Не опуская руки с его плеча, Барбара сказала сурово, но и с материнской заботой в голосе:
– Сначала ты хотел, чтобы я поверила в спасение Розы Такер. Теперь ты настаиваешь, что в этом аду уцелели двое. Нет, Джо, я сама ходила по этой бойне, я видела лужи крови и дымящиеся обломки, и я знаю, что существует всего один шанс из миллиарда, что кто-то ушел с места катастрофы на своих ногах.
– Мне этого достаточно.
– Даже не из миллиарда – из сотен тысяч миллиардов, из триллионов, квадриллионов…
– Я это понимаю.
– Таким образом, шанса, что в катастрофе уцелели двое, не существует вообще! Это бесконечно малая, исчезающая величина, которую…
– Я многого не рассказал вам, – перебил ее Джо. – И большую часть из этого я никогда не расскажу, чтобы не подвергать вас опасности. Только одно… Роза Такер была крупным ученым. И на протяжении шести или семи последних лет она работала над каким-то очень важным секретным проектом, который финансировался правительством или военными…
– Что это был за проект?
– Я не знаю. Но, прежде чем подняться на борт рейса 353 в Нью-Йорке, Роза позвонила в Лос-Анджелес своей близкой подруге-репортеру и договорилась о том, чтобы та нашла нескольких надежных свидетелей и встретила ее в аэропорту. Роза Такер собиралась дать своей подруге сенсационное интервью, а в предварительном разговоре по телефону она намекнула, что везет с собой нечто такое, что изменит мир решительно и навсегда.
Барбара пристально всматривалась в его лицо, словно пытаясь определить, не шутит ли он. 'Разве можно всерьез верить, что что-то в состоянии изменить весь мир за одну ночь?' – говорили ее глаза, и Джо хорошо ее понимал. Барбара была женщиной рациональной до мозга костей; она была до такой степени привержена законам физики, механики и логики, что повлиять на ее точку зрения могли одни только факты, доказанные и подтвержденные факты. Весь жизненный опыт Барбары подсказывал ей, что правильное решение можно найти только тогда, когда двигаешься медленно и осторожно, а все встретившееся подвергаешь тщательному и всестороннему анализу. Ее путь к окончательному результату неизменно состоял из бессчетного количества маленьких, но выверенных шажочков и шажков, каждый из которых тщательно рассчитывался и многократно проверялся. Будучи сначала сотрудником, а потом – старшим следователем Национального управления безопасности перевозок, Барбара привыкла иметь дело с головоломками, состоящими и в буквальном, и в переносном смысле из десятков и сотен тысяч фрагментов, и зачастую эти головоломки оказывались гораздо более сложными, чем те, с которыми сталкивались в своей работе полицейские детективы из отделов по расследованию убийств. И хотя в своей профессиональной деятельности Барбара не отрицала интуиции как таковой, она все же продолжала считать, что скрытые причины, руководившие поступками пилотов или вызвавшие сбой в работе оборудования, можно раскрыть только с помощью неспешного, методичного, упорного труда, и потому ее отношение к чудесам и озарениям было окрашено изрядной долей скептицизма.
Джо понял это по выражению ее глаз, поскольку работа журналиста – а журналистам порой приходилось предпринимать собственные расследования – была сродни тому, чем занималась Барбара Кристмэн.
– Во что ты хочешь, чтобы я поверила? – продолжала наседать Барбара. – В то, что, когда самолет перевернулся и понесся к земле, Роза Такер достала из сумочки пластиковую бутылочку-распылитель с новым таинственным снадобьем, которое делает человека неуязвимым, – наподобие крема от загара – и быстро обрызгала себя с ног до головы?
Джо едва не рассмеялся. Он не смеялся вот уже сто лет.
– Конечно, нет, Барбара, что вы!
– Тогда что там было?
– Не знаю. Что-нибудь.
– Звучит как большое ничто.
– Что-то было, Барбара, я уверен, – настаивал Джо.
Теперь, когда отгремел гром и погасли огненные молнии, серо-стальные тучи, столпившиеся на небосводе, казались ему почти красивыми.
Вдали, по-прежнему укутанные туманом, темнели молчаливые и загадочные холмы – те самые, через которые в ту страшную ночь шла чудом уцелевшая Роза Такер.
Порывистый ветер заставлял кланяться и сгибаться осины и тополя, а над полегшей травой пастбищ кружились серые полотнища дождя, как будто ветер отплясывал тарантеллу.
Джо снова обрел надежду и теперь чувствовал себя почти хорошо. Да нет, что там – он просто превосходно себя чувствовал, но в этом крылась и опасность. Стремительный триумфальный взлет и несколько мгновений пребывания на вершине всегда оказывались слишком короткими, а после них начиналось такое же быстрое падение, завершавшееся ударом о землю – ударом тем более жестоким, чем выше ты взлетел.
Но никогда не иметь надежды было, наверное, стократ хуже.
Ожидание и вера в чудо переполняли Джо.
Одновременно он был напуган.
– Что-то было… – повторил он.
Оторвавшись от перил, Джо прислушался к своим ощущениям. Ноги больше не подгибались, и он вытер мокрые ладони о джинсы. Воду с лица Джо вытер рукавом своей спортивной куртки.
– Каким-то образом она спаслась, – упрямо повторил он, повернувшись к Барбаре. – Спаслась и прошла эти полторы мили до ранчо. Полторы мили за час с четвертью – это нормально, если учесть, что она шла в темноте и имела на своем попечении маленького ребенка, которого наверняка пришлось нести большую часть пути.
– Я очень не хочу быть той булавкой, которая испортит твой воздушный шар, Джо, но…
– Тогда не будьте ею.
– …Но есть одна вещь, над которой тебе следует подумать как следует.
– Я слушаю.
Барбара поколебалась, но все-таки решилась высказать свои сомнения вслух.
– Допустим – заметь, я говорю 'допустим', – в катастрофе действительно кто-то уцелел. Допустим, эта женщина на самом деле была на борту рейса 353 и ее имя – Роза Такер. Джеффу и Мерси она представилась как Рейчел Томас…
– Ну и что?
– Тогда почему она назвала настоящее имя девочки – Нина?
– Эти люди… они охотятся за Розой, не за Ниной. Нина им не нужна.
– Если они узнают, что Роза спасла девочку при помощи того самого гипотетического эликсира жизни, который она изобрела и который везла, чтобы предъявить на пресс-конференции в Лос-Анджелесе, тогда, как мне кажется, девочка представляет для них не меньшую опасность, чем сама Роза Такер.
– Возможно, вы правы… Но, откровенно говоря, сейчас мне все равно.
– Я к чему клоню… скорее всего она назвала бы Нину вымышленным именем.
– Не обязательно.
– Не обязательно, – согласилась Барбара. – Но это весьма вероятно.
– Так в чем же разница?
– В том, что Нина – это тоже выдуманное имя.
