– Пейдж… Шарлотта… Эмили.

Опыт подсказывает ему, что в предрассветные часы он вновь захочет есть. Чувство голода будет правда, не таким разрушительным и мучительным как приступ, который он недавно перенес. Ему будет достаточно нескольких плиток шоколада или нескольких банок с венскими колбасками или просто сосисками, в зависимости от того, в чем он будет нуждаться более – в карбогидратах или белках.

Тогда он сможет сосредоточиться на более существенных вещах, не отвлекая своего внимания на потребности физиологического характера. Самая главная его проблема сейчас – это то, что его жена и дети продолжают находиться в руках самозванца, укравшего у него жизнь.

Пейдж… Шарлотта… Эмили.

Глаза застилают слезы, когда он думает о том, что его семья находится в руках ненавистного самозванца. Они так много для него значат. Они его судьба, цель существования, его будущее.

Он вспоминает, с каким удивлением и радостью он исследовал свой дом, стоя в комнате своих дочерей, прикасаясь к кровати, на которой они с женой занимаются любовью. Он понял, что они его судьба с того момента, как увидел их лица на фотографии. Он знал, что только в их любящих объятиях он избавится от своего смущения и замешательства, найдет защиту от одиночества и охватившего его отчаяния.

Он вспоминает его первое столкновение с самозванцем, шок и удивление, вызванные их поразительным сходством, их одинаковыми по тону и тембр голосами. Тогда он понял, как его провели, беззастенчиво вторгшись в его жизнь.

Исследование дома не дало ему ключ к отгадке возникновения самозванца, но он припоминает несколько фильмов, которые могли бы ответить на этот вопрос, имей он возможность посмотреть их вторично. Это обе экранизации 'Нашествия похитителей тел', первая – с Кевином Мак-Карти, вторая – с Дональдом Сазерлендом. Повторная экранизация 'Вещи' Джоном Карпентером. Может быть, даже 'Пришельцы с Марса'. Бетт Мидлер и Лили Томлин в фильме, название которого он запамятовал. 'Принц и нищий'. 'Луна над Парадором'. И многие другие.

Кино давало ответы на все жизненные проблемы. Из фильмов он узнал о любви и радостях семейной жизни. В темноте зрительного зала, коротая время между двумя убийствами, ища смысл жизни, он научился желать того, чего у него не было. С помощью фильмов он, возможно, разгадает тайну украденной у него жизни. Но сначала он должен действовать.

Это еще один урок, который ему преподало кино. Сначала действие, потом мысль. Люди в фильмах, попавшие в затруднительное положение, обычно не сидят сложа руки и раздумывая. Они что-то делают для того, чтобы разрешить даже самые сложные проблемы; они находятся в движении, в постоянном движении, решительно ища встречи с теми, кто противостоит им, сражаясь с врагами не на жизнь, а на смерть и выигрывая эти схватки, если они полны решимости и уверены в своей правоте.

Он полон решимости.

Он уверен в своей правоте.

У него похитили жизнь.

Он – жертва. Он страдал.

Он знает, что такое отчаяние.

Он знает, что такое оскорбление, боль, предательство, потеря, как Омар Шариф в 'Докторе Живаго', Уилльям Херт в 'Случайном туристе', Робин Уильямс в 'Мире согласно Гарту', Майкл Китон в 'Бетмане', Сидней Пуатье в 'Ночной жаре', Тирон Пауэр в 'Острие лезвия', Джонни Депп в 'Эдварде с руками- ножницами'. Он один из тех, с кем жестоко обошлись, кого презирают, кто угнетен, не понят, обманут, отвержен, кем бессовестно манипулируют. Кто живет на голубом экране, героически встречает любые испытания. Его страдания так же важны, как и их, судьба так же великолепна, а надежда на успех так же велика.

Эти размышления растрогали его. Его сотрясают рыдания, но это плач радости. Он охвачен чувством сопричастности, братства, общности всех людей на земле. Он тесно связан с теми, чьи судьбы он разделял, сидя в кинотеатрах, и это подвигало его на активные действия, противостояние, вызов, борьбу и победу.

– Пейдж, я иду к тебе, – говорит он сквозь слезы. Он открывает дверцу машины и выходит в дождь.

– Эмили, Шарлотта, я вас не подведу. Положитесь на меня. Я умру за вас, если это потребуется.

Насытившись, он подходит к багажнику 'хонды' и открывает его. Вынимает из него тяжелый гаечный ключ, возвращается в машину и кладет его поверх аппетитно пахнущих остатков еды на соседнее сиденье.

Восстанавливая в памяти фотографию своей семьи он шепчет:

– Я умру за вас.

Он поправляется. Дыры в груди уже наполовину заросли.

Потрогав вторую рану, он обнаруживает засевшую в ней пулю. Его организм сопротивляется инородному телу. Он расшатывает отверстие, пока наконец пуля не выскакивает из него.

Он сознает, что его поразительный обмен веществ и способность восстанавливаться незаурядны, но не считает, что он очень отличается от других людей. Фильмы научили его тому, что все мужчины в чем-то незаурядны; одни обладают особой притягательной силой, перед которой не могут устоять женщины, другие обладают большим мужеством; еще кому-то, подобно героям Арнольда Шварценеггера и Сильвестра Сталлоне, не страшен град пуль и рукопашный бой с полдюжиной головорезов враз или поочередно. Быстрое восстановление сил кажется ему менее необычным, чем, скажем, общая для всех экранных героев способность выходить невредимым из кромешного Ада.

Достав из кучи оставшейся еды бутерброд с рыбой, он мгновенно проглатывает его и пускается в дальнейший путь в поисках торгового центра. Вскоре он находит то, что искал: целый комплекс универсамов и специализированных магазинов под одной крышей, на которую ушло больше металла, чем на обшивку боевого корабля, с внушительными бетонным стенами в духе стен, окружающих вал средневековой крепости. Комплекс опоясывают освещенные лампами асфальтовые дорожки. Для того чтобы место не казалось слишком уж бездушным из-за своей коммерческой направленности, вокруг насажен целый парк деревьев, среди которых есть морковные деревья, индийские лавры, плакучие ивы и пальмы.

Он объезжает бесконечные ряды машин на стоянке и вдруг замечает мужчину в плаще и с двумя полными пластиковыми сумками, покидающего территорию комплекса. Мужчина останавливается у белого 'бьюика', ставит на пол сумки и ищет ключи, чтобы открыть багажник.

Недалеко от 'бьюика' есть свободное парковочное место. 'Хонда', которую он угнал в Оклахоме, оправдала свое предназначение и больше ему не нужна. Ее нужно оставить здесь.

Он выходит из машины, держа в правой руке гаечный ключ. Он держит его у ноги, чтобы не навлечь на себя подозрений.

Ливень начинает стихать. Порывы ветра ослабевают. Молния больше не пронзает небо.

Дождь такой же холодный, как был раньше, но он находит его освежающим, а не промозглым.

По пути к комплексу и белому 'бьюику' он обследует огромную территорию стоянки. За ним никто не следит, насколько он может судить об этом. Ни одна из машин не готовится покинуть стоянку: полное отсутствие огней и предательских облаков выхлопных газов. Ближайшая подъезжающая машина находится на расстоянии трех ярдов от 'бьюика'.

Мужчина нашел ключи, открыл багажник и поставил в него одну из пластиковых сумок. Нагнувшись за второй сумкой, незнакомей сознает, что он не один, поворачивает голову назад и вверх из своего согнутого положения и только и успевает заметить, как кто-то размахивает куском железа перед его лицом, на котором успевает появиться выражение тревоги.

Во втором ударе уже нет необходимости. Еще при первом ударе куски раздробленных лицевых костей попали в мозг. Он однако, вторично бьет уже неподвижного и бездыханного незнакомца, бросает гаечный ключ в багажник. Тот с глухим стуком обо что-то ударяется.

Двигаться, двигаться, противостоять, бросить вызов, бороться и выйти победителем.

Не теряя времени, он хватает с мокрого асфальта мужчину на манер культуриста, рывком поднимающего штангу, бросает труп в багажник, и под тяжестью 'мертвого груза' она начинает катиться.

Стоя на дожде, он начинает снимать плащ с трупа, один глаз которого смотрит застывшим взглядом, а на губах застыл крик ужаса, которому так и не суждено было вырваться. Киллер надевает плащ поверх