На правой койке я увидел человеческую фигуру, но это, разумеется, была не Карина Сегерби...

Можно болтать о несчастном случае, трагическом стечении обстоятельств; можно всячески урезонивать и утешать собственную совесть: шальная пистолетная пуля отыскала жертву на почти немыслимом расстоянии, по сути, на излете, но при обращении с огнестрельным оружием несчастных случаев не бывает. Бывает идиотская небрежность. Или преступная глупость.

Я знал, что револьверы и пистолеты (о ружьях уже не говорю) способны убивать издалека. И следовало вспомнить об этом, прежде нежели затеять ковбойскую дуэль в чистом поле. Следовало думать о том, что поодаль стоят неповинные люди. А велев Карине спрятаться позади автомобиля и пригнуть голову, я просто не принял во внимание вполне естественного любопытства - женского любопытства, кстати...

Со временем острое чувство вины, конечно, исчезнет.

Я притворил за собою дверь каюты.

- Добрый день, - обратился я к субъекту, с коим должен был разделить помещение и странствие.

- Добрый день, сэр, - отозвался мой подопечный, садясь на койке.

Худой, бледный, маленький человек лет сорока с лишним; полностью одетый - лишь пиджак скинул. Редеющие каштановые волосы. Галстук повязан очень старательно, однако узел чуть ослаблен.

- Я занял эту койку... Не возражаете? Если да, могу перебраться на другую...

Он вел себя вежливо и предупредительно, ибо только что покинул американскую тюрьму и не имел ни малейшего желания туда возвращаться. Извлечь субъекта из-за решетки оказалось непросто. Поначалу Мак возражал.

- Сентиментальная чепуха, Эрик! - заявил он очень тихим голосом: разговаривать громче попросту не мог, хотя врачи признали, что опасности больше нет.

Я отвечал:

- Великодушно извините, сэр, но чья бы насчет сентиментальности мычала! По крайности, пулю меж ребер не я получил!

Мак слабо ухмыльнулся. Он взялся выполнить работу, безусловно причитавшуюся людям помоложе и попроворнее, однако справился, и даже исхитрился уцелеть. Мак втайне гордился этим подвигом, и даже готов был безропотно выслушивать шутки по своему адресу.

Я продолжил:

- Сентиментальная ли чепуха, нет ли, а мне требуется обменный, так сказать фонд. Сейчас, когда мнимая Астрид Ватроуз убыла в лучший - или худший, не знаю - мир, подлинная Астр ид Ланд не представляет ни малейшей ценности. Советы не запросят чересчур много.

Любопытно все же: как звали мою покойную приятельницу по-настоящему? Но этого я уже не узнаю.

- Хорошо, - согласился Мак, - постараюсь помочь. И переменил тему беседы: - Твои действия, Эрик, вызвали недовольство Стокгольма - впрочем, довольно умеренное. По счастью, барон Олаф Стьернхьельм пользуется большим политическим весом и доводится тебе родственником...

Помедлив, Мак осведомился:

- Насколько разумею, приемно-передающий центр в Лаксфорсе имеет весьма сомнительное касательство к радиосвязи. Что это такое на самом деле?

- По словам Олафа, сэр, это сложная электронная система, применяемая Соединенными Штатами для слежения за советскими субмаринами в наших собственных территориальных водах. Вполне естественно, русские из кожи вон лезли, дабы сделать Лаксфорс бездействующей базой... Подлинные задачи центра хранятся в тайне, ибо шведский обыватель не желает и слышать об американском участии в национальной обороне. Американцы пользуются репутацией неисправимых 'ястребов' и поджигателей войны.

- Совершенно, кстати, незаслуженной, - вставил Мак и лукаво подмигнул.

- Конечно, сэр, - улыбнулся я. - Но во время демонстрации погибло восемь человек, и дело волей- неволей предали огласке. Хотя на судьбе Лаксфорса это ничуть не отразилось. Шведы еще со времен Карла Двенадцатого побаиваются русских; и боязнь эта коренится куда глубже, чем более поздний страх перед американским вмешательством. Вся страна вопила от негодования, узнав, что демонстрация состоялась по наущению советской разведки... Все и вся, способное помешать подводным лодкам рыскать у фьордов, будет встречено одобрением - пускай неохотным, однако же одобрением. Невзирая на окаянное американское вмешательство... 'Приемно-передающему центру' не грозит ничто; а посему и на меня рассердились очень умеренно. Самую малость...

Госпожа Бельштейн поднялась со стула в углу, приблизилась. Решительно и властно сказала:

- Довольно, мистер Хелм. Артуру пора отдохнуть.

- Слушаюсь, сударыня. Джэнет Бельштейн улыбнулась:

- Не сердитесь, Мэтт. И, пожалуйста, перед уходом удовлетворите мое любопытство, ответьте на вопрос. Я кивнул.

- Этот субъект... Беннетт. Он ведь настаивал на честном поединке? И если бы... победил, как рассчитывал скрыть от агентов то, что явился в бронежилете? Хочу сказать: если бы вы попали в него, на куртке и рубахе осталось бы отверстие. И ни капли крови. Как надеялся он утаить свою подлость?

Я рассмеялся:

- Миссис Бельштейн, ведь с ним не отряд бойскаутов, помешанных на чести и справедливости, явился! Не думайте, будто Беннетт надевал жилет втихомолку. Об этом отлично знали все! И гоготали бы впоследствии до упаду, судача, как за нос провели закаленного профессионала, оказавшегося глупым до такой степени, что позволил втравить себя в безумную дуэль...

Джэнет Бельштейн покачала головой.

- Н-да... Век живи - век учись. Поворачивая дверную ручку, я услыхал за спиною голос Мака:

- Эрик!

- Да, сэр?

- Вы побывали у самой базы... Видели ее. Верите или не верите россказням Олафа?

- Сэр, - ответил я с непроницаемым выражением лица, - я привык верить людям на слово! Баронская честь, видите ли...

- Разумеется, - сказал Мак. - Приходите завтра, я уже буду знать: могу или не могу раздобыть... обменный фонд.

Обменный фонд Мак раздобыл исправно, и маленький бледный человечек плыл со мною в Ленинград на борту финского парома.

Обед подали прямо в каюту, и ужин тоже, и завтрак - сообразно полученным распоряжениям.

Когда паром причалил, я, сообразно тем же распоряжениям, покинул спутника в отправился осматривать бывшую русскую столицу - изумительный город, уже без малого шестьдесят лег приходящий в упадок. Советы весьма тщательно заботятся о том, чтобы иностранные туристы видели побольше достопримечательностей и поменьше болтали с местными жителями.

Не зная русского языка, я и не старался ни с кем болтать. На паром возвратились незадолго до отплытия, уже в сумерках.

С некоторым замиранием сердца я постучался в дверь собственной каюты. В конце концов, другая сторона стяжала неувядаемую славу людей, начисто лишенных всякого понятия о честности - даже сугубо деловой. Про совесть и говорить не приходится.

Раздался женский голос, ответивший по-фински. Ни слова не поняв, я предположил, что разрешение даровано, и переступил порог - виноват, комингс. Дверь мягко и плотно захлопнулась: на случай качки все корабли снабжают надежными пружинными запорами.

Бледный человечек исчез. На его месте обреталась молодая женщина. Я тотчас обратил внимание на пышную копну светлых, очень светлых волос. Женщина подняла голову и поглядела на меня огромными карими глазами.

- Простите, решила - это финский стюард.

- Мисс Ланд? - осведомился я.

Изумления было достойно! Астрид настоящая и поддельная смахивали друг на друга, точно сестры- близнецы. Конечно, располагая трехсотмиллионным населением, можно кому угодно подобрать хорошего двойника. И, ежели двойник умен, и актерскими качествами обладает, и получил доступ к человеку, чью