— Расскажи о Вальтерсе. Он погиб?

— Да, сударыня.

— Как?

— Неправильным образом. Предполагалось, что я прикончу его после посадки на воду, продырявлю днище гидросамолета, взорву в кабине маленькую милую гранату и пущу машину ко дну вместе с пилотом: озеро чертовски глубокое, прямо Лох-Несс. Только...

— Что случилось?

— У меня достало наблюдательности заметить: Герби раскусил игру и тянется к пистолету. Прямо в воздухе. Сую парню в физиономию собственную пушку, велю угомониться. Мистер Вальтерс начинает хохотать. Говорит: не осмелишься пальнуть, ибо летать не умеешь; меня убьешь — себя погубишь. Болтлив оказался, подумав, будто положением властвует. Не торопился, наслаждался возможностью поиздеваться над безрассудным олухом. Дозволил мне сидеть и выслушивать как он, сердешный, умен да сметлив. А потом неторопливо, со смаком достал пистолет, ухмыльнулся и посоветовал: стреляй, высота две тысячи футов, скорость сто семьдесят миль, парашютов нет! Ну-ка, долговязый, попробуй, застрели!

— А ты?

— Я, разумеется, пристрелил парня.

—И...

— Мистер Вальтерс не заглядывал в мое досье. Даже опытные агенты склонны излишне доверяться своим заблуждениям, а уж головорезы, торгующие наркотиками — подавно. А в досье говорится: некий субъект по имени Хелм исхитрился посадить аэроплан, пилот которого скончался во время полета по вине упомянутого Хелма. Шлепнул я машину — обычную, кстати, не водоплавающую — на брюхо, посреди большой мексиканской лагуны. Аэроплану пришел каюк, но пассажир, сиречь, покорный слуга, уцелел. Черт возьми, если это было возможно в Мексике, это осуществимо и в Канаде! По крайности, оставалась надежда выжить. А иначе в моей голове появилась бы изящная сквозная дыра тридцать второго калибра.

— Но тебя выловили в открытом море!

— Волновался. «Бивер» чересчур тяжелая машина для неумехи, я боролся с управлением и на компас не глядел. Потерял правильный курс. Отыскать лесное озеро наугад почти немыслимо, а бензобаки отнюдь не бездонны. Садиться на брюхо в сплошном лесу? Нет уж, проще и безболезненней было бы застрелиться самому. Я все-таки посмотрел на компас и ринулся прямиком к западу, рассчитывая, что рано или поздно достигну океана. Как летел, о чем думал, почти не помню: дрожал от страха, точно лист осиновый. Потом прямо на меня ринулись огромные серые волны, а после этого уже была клиника Принца Руперта. Девушка вздохнула.

— Решительный молодец, ничего не скажешь. И человеколюбивый. Тебе хотя бы хорошо платят?

— Толкуешь, толкуешь немытой красавице, какой ты несравненный герой, — жалобно возвестил покорный слуга, — и ни малейшего впечатления не производишь!.. Признаю: не умеющий да не берется. Я летать не умею, и поплатился. Еще дешево отделался, кстати... Гавайи?

— Что-о?

— В отличие от Герберта Вальтерса, я имею доступ к нужным досье. И к твоему, голубушка, тоже. Родилась и выросла на Гавайских островах, верно?

—Да, но...

— То есть, канака по рождению, коль скоро не по крови. А все гавайцы плавают как рыбы. Не ошибаюсь?

— Я недурно плаваю, Мэтт, однако не разумею... — Салли осеклась: — Разумею. Но ты знаешь, сколько времени выдерживает человек, решивший искупаться в канадской водичке в это время года? Вернее, не выдерживает, а живет?

— А сколько времени выдерживает, вернее, живет человек в трюме кишащей революционерами баржи? При первой возможности бросайся за борт. Не вздумай направиться к берегу, греби на стремнину и доверься течению. Когда очутишься вне досягаемости для автоматов, немедля выбирайся на сушу, беги к ближайшему телефону и звони в полицию. Спросишь Майка Росса. Я тебя прикрою.

— Какой ценою, можно узнать?

— Прекрати. Мы не юнцы и не любители. Кое-кто недавно похвалялся профессионализмом, не забыла? Я дерусь лучше твоего, хотя бы потому, что крупнее и сильнее. А ты несравненно лучше плаваешь. Одному нужно ускользнуть и привести сюда штурмовой отряд. Естественно, бежать придется тебе. Увидишь внезапный шанс — прыгай за борт. Но чтобы шанс представился, помни крепко: ты была, есть и всегда будешь сопливой, трусливой, жалкой размазней. Ни тени уважения к себе, гордости, вызова — зарубите это на хорошеньком своем носу, мадам Вонг. Вы раздавлены морально и сломлены психически. Ползайте в ногах у каждой сволочи, молите пощадить, рыдайте и рыдайте по-настоящему. Предавайте всех и вся, включая покорного слугу, предавайте не колеблясь. Главное — прыгнуть за борт и уплыть. Вой и скули. Чтобы охрана от омерзения плевала и глаза в сторону отводила! Когда отведет — удирай. Понятно?

Салли не ответила. Она прислушивалась.

— Кажется, идут...

Железная палуба над нашими головами загудела от приближающейся тяжелой поступи.

— Эй, Вонг, — окликнул я.

—Что?

— Выше нос. Прошу прощения: ниже нос, ниже! И смотри, не позабудь обильную слезу пустить, китаеза...

Генерала из покорного слуги не получилось бы: я никогда не умел произносить речей, подымающих боевой дух войск. Впрочем, таким войскам проникновенных обращений и не требовалось. В этом я был уверен.

Взобраться по лестнице оказалось труднее всего. Я исхитрился проделать этот цирковой трюк при помощи Салли, толкавшей снизу. Сверху ободряло и вселяло свежие силы нацеленное прямо в физиономию автоматное дуло.

Автоматчика я узнал тотчас, он дежурил при входе в «Инанук»: приземистый, смуглый, крепко сколоченный субъект. Впоследствии покорный слуга видел его еще раз, парень обходил дозором аллеи санатория, пока Томми Траск (о, бедный Томми!) катил меня в кресле с колесами на прием к заботливому доктору Сомерсет. Я слыхал тогда, как охранника окликнули. Он отозвался на имя Прево.

Преодолев и покинув люк, я промедлил несколько секунд, восстанавливая дыхание. И заработал довольно крепкий тычок. Некоторые особи, завладев огнестрельным оружием и наведя его на стоящую вблизи живую мишень, просто не могут не пользоваться стволом на манер биллиардного кия. Многих это погубило, но время для надлежащего ответа грубияну было неподходящим, да и силенки еще не возвратились полностью. Благо еще, что вестибулярный аппарат не расстроился после контузии, что все мозговые отвесы и гироскопы работали исправно.

Голова, разумеется, разламывалась от боли, но мы, закаленные герои секретной службы, не придаем значения подобным неудобствам. По мнению прилежно глядящей в телевизор публики...

Возникшую мне вослед Салли немедля взял на прицел второй террорист.

День стоял пасмурный, дул ощутимый бриз и дыхание ветра оказалось поистине живительным после затхлой трюмной атмосферы. Тщательно скрывая, что начинаю понемногу возвращаться к жизни, понукаемый Прево, я двинулся неверным, вихляющим шагом, заодно давая себе возможность оглядеться.

Река и впрямь была мутной, грязной, вздутой от половодья. Напротив берега виднелся небольшой островок, почти погребенный пол наносами всякой и всяческой дряни, которую несли разгулявшиеся потоки. Что ж, коль скоро Салли выплывет, спасительное бревно долго искать не придется. Лишь бы не ударило ее этим бревном...