но вполне серьезно. Дождавшись, пока приблизился его напарник — также с револьвером на изготовку, — он кивнул. — Теперь выходите, очень медленно...

Они отвезли меня назад по той же дороге. Не доезжая до мотеля, свернули направо и доставили меня к небольшому дому, оборудованному высоченной радиомачтой, где с явным облегчением сдали меня на руки полиции округа. Они были простыми патрульными, в обязанности которых входило следить, чтобы люди не гибли сами и не убивали других на скоростных шоссе. Разыскиваемые преступники, даже столь отпетые, как я, занимали их меньше.

Люди шерифа обыскали меня и взяли отпечатки пальцев. Они обыскали также крохотный “форд”, который кто-то пригнал. Во всяком случае, я решил, что его должны были обыскать, когда двое полицейских после десятиминутной отлучки вернулись, неся мой чемодан — точнее говоря, чемодан “Хлыста” Петрони. Мой чемодан оставался в номере гостиницы в Вашингтоне и с каждой минутой становился все более недосягаемой мечтой. Что же касается Техаса, то он уже превращался в иллюзию, наподобие райских садов.

Они осмотрели чемодан и нашли спрятанный в подкладке нож с выскакивающим лезвием. Я захватил его по настоянию Мака. Он порой излишне увлекается, снаряжая агента на очередную операцию. Лично я считал, что брать с собой такой нож ни к чему, но потом решил, что лишнее оружие не помешает, и поэтому не стал особенно сопротивляться. Хотя, возможно, и следовало. Во всяком случае, обнаружив нож, полицейские не прониклись ко мне симпатией. Зато лишний раз убедились, что со мной надо держать ухо востро.

Потом мы ждали. Я попытался побузить в духе Петрони, но отклика ни в ком не встретил и, развалившись на скамье, погрузился в угрюмое молчание. Наконец, дверь открылась, и вошел высокий седовласый полицейский с квадратным подбородком и в аккуратном, но видавшем виды мундире.

— Вот, Том, — обратился к нему один из мелких чинов. — Джеймс А. Питерс из Чикаго. Шесть футов четыре дюйма, около двухсот фунтов, темный костюм и темная шляпа — да, посмотри сам. Остановлен в одиннадцать семнадцать в двадцати милях к западу по шоссе номер пятьдесят, машина — синий двухдверный “фалкон” с номерными знаками Иллинойса.

— Все сходится.

Ни один из полицейских на меня не смотрел, но я понял, что не случайно присутствовал при их беседе. Мне просто дали понять, что все приметы совпали, и мне остается только признаться.

— А это что? — спросил седовласый, дотрагиваясь до ножа, который лежал на столе.

— Это мы нашли в его чемодане за подкладкой.

Том взял нож и приблизился с ним ко мне. Он остановился в двух шагах от меня, ничего не говоря, и дважды небрежно подбросил нож в воздухе поймал его — лезвие было, естественно, убрано, иначе он разрезал бы ладонь до кости. Том, должно быть, прекрасно управлялся с полицейским револьвером, но ножи не входили в круг его любимых игрушек, и он этим явно гордился.

Сейчас с этим сталкиваешься сплошь и рядом. Джим Боуи, Джим Бриджер, Кит Карсон и другие первопроходцы никогда бы этому не поверили, но в наши дни нож почему-то стал в Америке презираемым и “не американским” оружием.

— Меня зовут Том Крауелл, — сказал седовласый. — Сержант Крауелл.

— Если уроните и повредите, — сказал я, — то купите мне новый.

Сержант повертел в руках нож, приподнял брови и спросил:

— Вы признаете, что это ваш?

— Еще бы, черт возьми! — выпалил я. — И я требую, чтобы мне его вернули вместе с запонками, портсигаром и другими вещами, которые ваши козлы лапали, как свои собственные.

— Носить такой нож противозаконно, — сказал он.

— Не валяйте дурака, сержант, — ухмыльнулся я. — Возможно, где-то и впрямь противозаконно таскать его на себе, но вы сами знаете, что мой нож 'лежал в втертом чемодане, а чемодан — в багажнике. А там я могу хоть самурайский меч возить, и это будет законно. Я то?

Крауелл вздохнул.

— Тут вы правы, мистер Питерс. Хотя оружие это не совсем обычное. Вы не скажете мне, зачем оно вам?

— Я увлекаюсь необычным оружием, — ухмыльнулся я. — Это мое хобби.

Я встал во весь рост, что сразу дало мне преимущество. Правда, сержант был потяжелее.

Я сказал:

— Неужто патрульные остановили меня и доставили сюда только потому, что вы прослышали о том, что у меня в машине финка. В чем дело — какого-то налогоплательщика пырнули? Пошлите нож на экспертизу. Если она у вас есть. Следов крови никто не найдет.

Сержант прищурился. Мы оба с ним прекрасно понимали, что нож тут ни при чем, что дело совсем не в нем, но меня еще официально об этом не известили. Сержант явно пытался сообразить, означает ли мое повеление, что я пытаюсь скрыть вину. Потом он потряс головой и решил взять быка за рога.

— Ответьте мне, пожалуйста, мистер Питерс, где вы провели этот день? Я ответил:

— У меня оставался в запасе день до назначенной в Вашингтоне встречи, и я решил проехать через ваш знаменитый мост и покататься по полуострову. Просто, чтобы скоротать время. Я возвращался в Вашингтон, чтобы устроиться на ночлег, когда меня остановили.

Выпалив это на одном дыхании, я попытался сообразить, не смогут ли они доказать, что я пересекал залив дважды. Я решил, что не смогут, но на всякий случай, чтобы сбить их с толку, шагнул вперед и заговорил угрожающим тоном:

— И вообще, какого дьявола? Как вы смеете меня допрашивать? Все деревенские легавые рады случаю вцепиться в приличного человека только потому, что у него иные номерные знаки...

Я мог бы сдержать свое возмущение. Он меня не слушал. Яругой полицейский просунул голову в дверь. Когда Крауелл посмотрел на него, обладатель головы кивнул и исчез так же незаметно, как появился. Крауелл просил нож в мой открытый чемодан и повернулся ко мне.

— Пройдите, пожалуйста, за мной, мистер Питерс.

— Я никуда не пойду, пока мне не объяснят... Он взял меня за локоть.

— Прошу вас. Сюда.

Я вырвался и начал было говорить, но осекся. Дверь распахнулась, и вошли двое. Женщина, увидев меня, остановилась как вкопанная.

— Это он! — заявила она. — Убийца!

Не могу сказать, что меня это ошеломило. Полицейские держались настолько уверенно, что сомнений в причинах задержания у меня не было.

Однако удивило меня то, что опознала меня вовсе не крохотная блондиночка в бикини, которой я поднес спичку к сигарете. Нет, передо мной стояла вторая представительница клуба Белых Медведей, та самая, которая, как мне показалось, не обратила на меня никакого внимания. Вместо закрытого купальника на ней уже был обтягивающий свитер и юбка. Одетая, она выглядела старше и достойнее: высокая стройная шатенка, довольно красивая, с зачесанными назад и схваченными в пучок волосами.

Хотя у меня уже имелась уважительная причина для того, чтобы не слишком симпатизировать этой даме — все-таки, согласитесь, не слишком приятно, когда тебя обзывают убийцей, — впервые увидев ее на близком расстоянии, я не мог сдержать восхищения. Что я имею в виду — всем уже до смерти надоели бесчисленные копии Мэрилин Монро и Брижит Бардо, приедаются даже славные девчушки, отчаянно подражающие Грейс Келли и в какой-то степени Жаклин Кеннеди.

А вот эта женщина, не обладая сногсшибательной красотой или сверхъестественной сексуальностью, тем не менее поражала. Своей горделивой неповторимостью. Настоящий нос, а не пуговка, настоящий рот и зубы — сильные, белые, — и настоящие же глаза с собственными ресницами. Все — свое. Она была сама собой. В наши дни для этого требуется определенная смелость. Впрочем, у меня не было времени пялиться