любовь была ожиданием. Я ждала конца войны, я ждала дня, когда мы сможем пожениться на глазах у всех, я ждала тебя каждый вечер: у меня больше нет будущего, я жду только смерти, и я умру одна. (Пауза.) Оставь меня. Нам нечего сказать друг другу; я не страдаю, и мне не нужны утешения.

Жан. Неужели ты думаешь, что я пытаюсь утешить тебя? Я смотрю в твои сухие глаза и знаю, что в душе у тебя ад: там нет и следа страдания, нет ни одной слезы, все сожжено и раскалено добела. Как ты страдаешь оттого, что не можешь страдать! Ах! Я сотни раз думал о пытках, я все пережил заранее, но я не представлял, что пытка наносит такую ужасную рану гордости. Люси, я хотел бы вернуть тебе немного жалости к себе самой. Если бы ты могла смягчиться, склонить голову ко мне на плечо. Не отвечай мне! Взгляни на меня!

Люси. Не прикасайся ко мне.

Жан. Люси, что бы ты ни говорила, мы с тобой связаны навеки. Все, что они сделали с тобой, они сделали с нами обоими; страдание, от которого ты бежишь, оно во мне, оно ждет тебя, если ты придешь в мои объятия, оно станет нашим страданием. Любовь моя, доверься мне, и мы сможем снова говорить мы, мы опять будем вдвоем, мы все перенесем вместе, даже твою смерть. Если бы ты нашла в себе хоть одну слезу...

Люси (яростно). Слезу? Я хочу только одного — чтобы они вернулись за мной и чтобы они снова избивали меня, а я буду снова молчать и смеяться над ними, и тогда они начнут бояться меня. Все здесь так серо: ожидание, твоя любовь, тяжесть этой головы на моих коленях. Я бы хотела, чтобы боль поглотила меня. Я хотела бы гореть, молчать и видеть страх в их глазах.

Жан (подавленно). Ты вся иссушена гордостью, как пустыня.

Люси. Разве это моя вина? Они ранили мою гордость. Я ненавижу их, но я в их руках. И они в моих тоже. Я чувствую себя ближе к ним, чем к тебе. (Смеется.) Мы! Ты хочешь, чтобы я говорила: мы! Разве у тебя так же раздавлены руки, как у Анри? Разве у тебя такие же раны на ногах, как у Канориса? Послушай, все это одна комедия: ты ничего не перенес, ты только воображаешь.

Жан. Раздавленные пальцы... Ха! Если для того, чтобы снова стать вашим, нужно только это, хорошо, это можно быстро сделать. (Оглядывается вокруг, хватает тяжелую подставку.)

Люси (разражается смехом). Что ты делаешь?

Жан (положив левую руку на пол, бьет по ней). Хватит с меня слушать, как вы превозносите свои страдания, будто это великие заслуги. Хватит с меня клянчить у вас милостыню. То, что они сделали с вами, я могу сделать с собой сам: это доступно всем.

Люси (смеется). Ты промахнулся, промахнулся! Ты можешь перебить себе все кости, ты можешь выколоть себе глаза, но это ты, ты сам причинишь себе боль. А наша боль — это насилие, потому что нам ее причинили другие люди. Ты не сравняешься с нами.

Пауза.

Жан (отбрасывает подставку и смотрит на Люси. Встает). Ты права, я не могу сравняться с вами: вы вместе, а я один. Я не пошевельнусь больше, я не буду больше говорить. Я спрячусь в углу, и вы забудете о моем существовании. Видно, таков мой жребий в этой истории, и я должен его принять, как вы принимаете свой. (Пауза.) Только что мне в голову пришла мысль: Пьер был убит около грота Серваз, где мы прятали оружие. Если они меня отпустят, я пойду туда, положу кое-какие документы в карман его куртки и отнесу его в грот. Отсчитайте четыре часа после моего ухода, и если они снова начнут допрашивать вас, откройте им этот тайник. Они найдут Пьера и решат, что это я. Тогда, я думаю, у них больше не будет причин пытать вас и они быстро закончат это дело. Вот и все. Прощайте. (Идет в глубину чердака.)

Долгое молчание. Шум шагов за дверью. Появляется полицейский с фонарем в руках. Осматривает чердак.

Полицейский (обратив внимание на Франсуа). Что с ним?

Люси. Он спит.

Полицейский (Жану). Пойдем. Для тебя есть новости.

Жан колеблется, с отчаянием смотрит на остальных, идет за полицейским. Дверь захлопывается.

Канарис, Анри, Люси.