Говорят, в жизни есть вещи, которые происходят сами собой, автоматически, под действием рефлексов, как сказал бы физиолог (имея в виду, без сомнения, действие без рефлексии, подобно тому как латинское «lucus» происходит от «a non lucendo»[9].) Так вот, одним из таких действий было желание зажмуриться, словно мне что-то попало в глаз, а другим — побуждение сказать: «Можно я подниму малышку по лестнице?» Признаться, мысль о том, чтобы предложить помощь, пришла мне чуть позже: руководствуясь первым побуждением, я просто-напросто предложил ее и, прислушиваясь к собственному голосу, удивился этому неожиданному открытию. Служанка сделала паузу, в раздумье поглядывая на меня, а затем обратилась к малышке.
— Ты не против, солнышко? — спросила она девочку. К счастью, у ребенка не возникло ни тени сомнения.
— Пожалуйста! — только и сказала она, и на ее усталом личике заиграла слабая улыбка. Я со всей мыслимой осторожностью поднял ее на руки, и ее крошечная ручка доверчиво обвилась вокруг моей шеи.
Девочка оказалась совсем легкой — настолько легкой, что мне в голову пришла забавная мысль о том, что мне даже легче подниматься с малышкой на руках, чем без нее; и когда мы вышли на дорогу, изрезанную колеями и вывороченными булыжниками — все это представляло немалые трудности для бедного ребенка, — я незаметно для себя проговорил: «Давайте я лучше перенесу ее через все эти ухабы!» — не успев даже мысленно представить себе логическую связь между этими колеями и моей нежной ношей.
— Боюсь, это слишком затруднит вас, сэр! — воскликнула гувернантка. — По ровному она вполне дойдет и сама!
Но крошечная ручка, обвившаяся вокруг моей шеи, оказалась убедительнее любых доводов. Мне осталось только сказать:
— Да она легкая как перышко. Я еще немного понесу ее. Нам как раз по пути…
Гувернантка более не возражала; в этот момент я услышал голос какого-то мальчугана, босого, с метлой через плечо, который носился по дороге прямо перед нами, делая вид, что подметает ее.
— Дайте нам полпе-э-э-энни! — канючил маленький пострел, широко усмехаясь во все свое грязное личико.
— Никаких полпенни! — воскликнула маленькая леди у меня на руках. Слова показались мне излишне суровыми, но интонация была как нельзя более благородной. — Это просто маленький проказник! — И она рассмеялась таким серебристым и нежным смехом, которого я не слыхивал ни от кого, кроме Сильвии. К вяшему моему изумлению, мальчик тоже захохотал вместе с ней, словно между ними существовала давняя симпатия. Затем он подбежал к дыре в заборе и исчез.
Буквально через несколько минут он вернулся обратно, уже без метлы, держа в руке бог весть откуда взявшийся букет цветов.
— Купите букетик! Хороший букетик! Всего полпенни! — кричал он заунывным тоном профессионального нищего.
— Не покупайте у него ничего! — Таков был эдикт Ее Высочества. Она со смешанным чувством волнения и любопытства взглянула на мальчишку, бегавшего у ее ног.
В этот момент я взбунтовался и перестал обращать внимание на повеления монаршей особы. Упускать такие чудесные цветы, и притом совершенно незнакомые мне, из-за прихоти девчонки, пусть даже императорской крови, было просто грешно! Я не раздумывая купил букет, и мальчуган, засунув полпенни за щеку, перекувырнулся через голову. Глядя на него, можно было подумать, что человеческий рот — самый удобный на свете кошелек.
С каждой минутой удивляясь все больше и больше, я принялся рассматривать цветы; среди них не оказалось ни одного, который бы мне доводилось видеть прежде. Затем я обернулся к гувернантке.
— Неужели такие цветы свободно растут здесь? Я никогда не видел ничего подоб… — Но слова так и замерли у меня на губах. Гувернантка бесследно исчезла!
— Если хотите, можете опустить меня на землю, — тихо промолвила Сильвия.
Я молча повиновался, спрашивая себя: «А может, это сон?» Затем я заметил, что по обеим сторонам шагают Бруно и Сильвия, крепко держа меня за руки, как символ доверчивого детства.
— Ба, да вы очень выросли с тех пор, когда мы виделись в последний раз! — начал я. — Мне кажется, нам неплохо бы познакомиться еще раз. Знаете, я никогда не видел большую часть вас.
— Отлично! Давайте познакомимся! — с готовностью отозвалась Сильвия. — Это Бруно. Оно не слишком длинное, верно? У него всего одно имя!
— Неправда, у меня есть и второе! — запротестовал мальчик, укоризненно взглянув на юную церемониймейстершу. — Оно звучит — Эсквайр!
— Ах, да, разумеется, — согласилась Сильвия. — Я было и забыла. Бруно, Эсквайр!
— Так значит, вы пришли ко мне, дети? — удивился я.
— А помните, я сказала, что мы придем во вторник? — отвечала Сильвия. — Ну что, теперь мы выглядим совсем как обычные дети, а?
— В самый раз! То что надо! — отозвался я (мысленно добавив «хотя на самом деле — ничего общего!»). — А что сталось с гувернанткой?
— Она исчезла! — преспокойно отвечал Бруно.
— Что же, выходит, она — такое же эфирное создание, как вы с Сильвией?
— И да и нет. Ее, оказывается, нельзя трогать. Если вы наткнетесь на нее, вам будет плохо!
— Я думала, вы сами это заметите, — проговорила Сильвия. — Дело в том, что Бруно не нарочно толкнул ее, она ударилась о телеграфный столб и разбилась на две половинки. Но вы, видно, смотрели в другую сторону.
Я понял, что упустил поразительное событие: еще бы, проглядеть, как гувернантка разбилась «на две половинки»! Такое можно увидеть только раз в жизни!
— А когда вы догадались, что это Сильвия? — спросил Бруно.
— Сразу, как только она стала Сильвией, — отвечал я. — И как же вы справились с гувернанткой?
— Это все Бруно, — проговорила Сильвия. — Он прозвал ее Плизз.
— И как же ты сделал Плизз?
— О, Профессор научил меня, — важно отвечал Бруно. — Набираешь в грудь побольше воздуха…
— Ах, Бруно! — укоризненно заметила Сильвия. — Профессор ведь просил никому не рассказывать!
— Но кто же мог дать ей голос? — спросил я.
— Боюсь, это слишком затруднит вас, сэр! По ровному она вполне дойдет и сама!
Я удивленно поглядел по сторонам, пытаясь понять, кто же это мог сказать. Бруно лукаво покосился на меня.
— Я, кто же еще! — победно объявил он своим обычным голосом.
— Э, да она и впрямь отлично ходит по ровному, — заметил я. — И мне кажется, я и был тем самым Ровным.
Тем временем мы подошли к Дворцу.
— Здесь живут мои друзья, — сказал я. — Хотите зайти к ним на чашечку чая?
Бруно так и подпрыгнул от радости, а Сильвия вежливо согласилась:
— Да, пожалуй. Ты ведь не прочь выпить чаю, Бруно, верно? Он забыл вкус чая с тех самых пор, — пояснила она, обращаясь ко мне, — как мы покинули Чужестранию.
— Да и там мы не пили хорошего чая! — воскликнул Бруно. — Вечно он был жидким, как вода!
Глава двадцатая