уселся возле юной поклонницы метафизики и вернулся к прерванной беседе.

— Взять хотя бы Герберта Спенсера, — начал он. — Неужели вы в самом деле не чувствуете логических препятствий к тому, чтобы рассматривать Природу как спиральный процесс развития, переходящего от определенных, ясных и однородных форм к неопределеленным, неясным и неоднородным?

Изумленный столь резким переходом к метафизике Спенсера, я постарался придать своему лицу как можно более серьезное выражение.

— Никаких физических препятствий, — с готовностью отозвалась она. — Впрочем, я не слишком глубоко изучала логику. И как бы вы определили эти трудности?

— Ну, знаете, — отвечал Артур, — вы согласны, что существуют самоочевидные вещи? Ну, например, «тела, которые больше одних тел, имеют одинаковую величину с другими»?

— Для меня, — скромно заметила его собеседница, — это совершенно очевидно. Я постигаю обе эти посылки интуитивным путем. Но для других могут потребоваться логические… как бы это сказать? Я забыла термин…

— Раз уж речь зашла о полном логическом доказательстве, — важным тоном начал Артур, — возьмем две ошибки…

— Ах да, верно! — прервала она его. — Я вспомнила это слово. И что же они дают?…

— Заблуждение, — отвечал Артур.

— Д-да-а? — недоверчиво протянула она. — Знаете, я немного подзабыла. А как же тогда называется все доказательство в целом?

— Силлогизм.

— Да, да! Теперь я вспомнила. Но для доказательства математической аксиомы силлогизм вовсе не требуется.

— Но, надеюсь, это не относится к аксиоме о равенстве углов?

— Нет, разумеется! Столь очевидные вещи принимаются без всяких доказательств!

В этот момент вмешался я, предложив даме клубнику и сливки. Мне было неловко при мысли, что она может понять мою уловку, и я, незаметно для нее, покачал головой, обращаясь к мнимому философу. В ответ Артур, тоже незаметно для нее, слегка пожал плечами и развел руками, как бы говоря: «Ну, о чем с ней можно говорить?» Он поднялся и отошел от нее, предоставив ей анализировать клубнику по принципу спирального развития или как ей там заблагорассудится.

Тем временем экипажи, в которых участникам пикника предстояло разъехаться по домам, уже ожидали их возле развалин замка. Нам предстояло решить проблему, как добраться до Эльфстона впятером в экипаже, вмещающем всего четверых…

Достопочтенный Эрик Линдон, прогуливавшийся по склону вместе с леди Мюриэл, вполне мог бы решить этот вопрос, объявив, что хотел бы прогуляться пешком. Но, увы, он всем своим видом показывал, что не намерен делать этого.

Мне подумалось, что другим приемлемым решением может стать мое решение вернуться домой пешком. Я немедленно заявил об этом.

— А вы потом не будете раскаиваться? — спросил Граф. — Боюсь, карета не вместит нас всех… Но мне не хотелось бы заставлять Эрика так скоро прощаться с дочерью…

— Да нет, и не подумаю, — отозвался я. — Мне так даже удобнее. По крайней мере, я смогу сделать зарисовки этих живописных развалин.

— Я составлю тебе компанию, — неожиданно заявил Артур. И, как бы предупреждая появление удивленной гримасы на моем лице, он, понизив голос, добавил: — Я и сам собирался пойти пешком. Мне кажется, я в этой карете de trop[6].

— Я тоже пойду с вами, — проговорил Граф. — Вверяю тебя попечению Эрика, дочь моя, — обратился он к леди Мюриэл, которая тем временем подошла к нам.

— Ну, вам придется превратиться в трехглавого Цербера, заменяя сразу трех отважных джентльменов, — сказала леди Мюриэл своему попутчику. — О, это будет настоящий воинский подвиг!

— Нечто вроде форта Погибшей Надежды? — скромно отвечал капитан.

— Ничего себе комплименты! — рассмеялась его очаровательная кузина. — Ну, прощайте, джентльмены, или, точнее сказать, трое дезертиров! — И двое молодых людей уселись в экипаж и укатили.

— И сколько же ты намерен рисовать? — спросил Артур.

— Даже не знаю, — отозвался я. — Ну, что-нибудь около часа. Тебе не кажется, что вам лучше меня не ждать? Я вернусь на поезде. Насколько я помню, поезд будет здесь примерно через час.

— Пожалуй, так будет лучше, — согласился Граф. — Станция совсем рядом.

Так я был предоставлен сам себе и вскоре нашел уютное местечко, удобно устроившись у корней вяза, откуда открывался замечательный вид на эти романтические развалины.

— Надо же, какой сонный сегодня день, — сказал я сам себе, перелистывая блокнот, чтобы отыскать чистый листок. — Я думал, они отошли уже на целую милю! И вот на тебе! — Дело в том, что, к моему удивлению, путники зачем-то вернулись.

— Я просто хотел напомнить тебе, — проговорил Артур, — что поезда здесь отправляются через каждые десять минут.

— Чепуха! — возразил я. — Не может быть! Это же не метро!

— В том-то и дело, что метро, — настаивал Граф. — Здесь проходит Кенсингтонская линия.

— А почему это ты говоришь с закрытыми глазами? — спросил Артур. — Проснись, дружище!

— Мне кажется, меня немного разморило от духоты, — заметил я, надеясь, что пребываю в здравом рассудке, но будучи не совсем уверен в этом. — Как по-вашему: я проснулся или еще сплю?

— Думаю, спите, — внушительным тоном произнес Граф. — А вы что скажете, доктор? Он ведь открыл пока что только один глаз!..

— …А как страшно он храпит! Просто ужас какой-то! — воскликнул Бруно. — Да просыпайтесь же наконец, старина! — И они с Сильвией принялись перекидывать тяжеленную спросонок голову с одного плеча на другое, словно им было все равно, уцелеет она на плечах или оторвется и скатится на пол.

Наконец Профессор открыл глаза и сел, удивленно поглядывая на нас.

— Не будете ли вы так любезны сказать, — обратился он ко мне с великолепной старомодной учтивостью, — где это мы сейчас находимся и кто мы здесь? Начнем с меня…

Я подумал, что будет лучше, если мы начнем с детей.

— Это Сильвия, сэр, а это — Бруно.

— Ах да, верно! Я с ними отлично знаком! — пробурчал пожилой джентльмен. — А это (тут он ощупал себя) — как будто я. Но не будете ли вы так любезны сказать, как я здесь очутился?

— Меня куда больше волнует другой вопрос, — заметил я, — как нам вернуться обратно?

— Да, правда, правда! — согласился Профессор. — Это, без сомнения, весьма серьезная проблема. Более того, если ее рассматривать саму по себе, то это, пожалуй, самая интересная проблема. Но когда она становится эпизодом чьей-нибудь биографии, то это весьма печально, доложу я вам! — Он зевнул и, кашлянув, добавил: — Что касается меня, то я думаю, что…

— Э-эй, Профессор! — крикнул Бруно прямо ему в ухо. — Вы меня слы-ы-ышите? Вы прибыли сюда из Чужестрании! Это ужасно далеко отсюда!

При этих словах Профессор с мальчишеской легкостью вскочил на ноги.

— Тогда не будем терять ни минуты! — взволнованно воскликнул он. — Я спрошу этого простодушного крестьянина с ведрами, в которых он, вероятно, несет воду, не будет ли он так любезен указать нам дорогу туда. Эй, добрый крестьянин! — обратился он к нему более громким голосом. — Не могли бы вы указать нам дорогу в Чужестранию?

Простодушный крестьянин обернулся и с тупым изумлением поглядел на него.

— Ась?

— До-ро-гу в Чуже-стра-нию! — повторил Профессор.

Простодушный крестьянин поставил ведра и задумался.

— Прах меня побе…

— Должен напомнить, — строго заметил Профессор, — что все, что вы скажете, может быть