вещи.

На этот раз Бруно замешкался и растерянно обратился к Сильвии.

— Это нечто вроде валика для белья, — объяснила она. — Кладешь в нее вещи, и она вышибает…

— Выжимает! — воскликнул Бруно.

— Да, верно, — согласилась с его замечанием Сильвия, не пытаясь больше произносить слово, которое явно было ей незнакомо. — Ну вот, вставляешь в нее что-нибудь, и оно выходит совсем выжатым, то есть, я хотела сказать — длинным!

— Как-то раз, — начал Бруно, — мы с Сильвией решили напишать…

— Написать! — шепнула Сильвия.

— Да-да, написать детскую историю, и Профессор решил сделать ее подлинней. Начиналась она так: «Жил-был крошечный человечек, и было у него ружье и пули…»

— Дальше я знаю! — прервал я его. — Но ты говоришь «сделать подлинней!» Ты что же, имел в виду, что ее тоже пропустят через валик?

— Мы попросим Профессора спеть ее для вас, — отвечала Сильвия. — И вам все станет ясно.

— Хотел бы я повидаться с Профессором, — заметил я. — И прихватить с собой одного своего старого друга, который живет тут же, поблизости. Как вы на это смотрите?

— Не думаю, что Профессору это понравится, — отвечала Сильвия. — Он ужасно застенчив. Но только мы пойдем с вами… — как бы это сказать? — не в таком виде.

Я тоже уже думал о возможных трудностях. Я испытывал бы ужасную неловкость, если бы мне пришлось представить свету двух столь крошечных человечков.

— В каком же тогда? — спросил я.

— Мы лучше примем вид обычных детей, — деловито отозвалась Сильвия. — Так будет удобнее всего.

— А вы не хотите отправиться прямо сейчас? — немного поразмыслив, спросил я. — Тогда мы попали бы прямехонько на пикник!

Сильвия тоже подумала и покачала головой.

— Пожалуй, в другой раз, — отвечала она. — Мы еще к этому не готовы. Если позволите, мы придем в следующий вторник. А теперь Бруно пора идти готовить уроки!

— Как бы мне хотелось, чтобы ты сказала: «Бруно, пора идти на пикник!» — умоляющим тоном проговорил малыш, надув губки как-то особенно забавно. — А ты всегда придумываешь что-нибудь ужасное! Раз ты такая вредная, не буду больше тебя целовать!

— Но ведь ты и так уже поцеловал меня! — с торжествующим видом воскликнула Сильвия.

— Ах вот как? Ну, тогда мне придется расцеловать тебя обратно! — С этими словами малыш опять обвил ручками ее шею, намереваясь приступить к этой — по-видимому, не слишком болезненной — операции.

— Он просто обожает целоваться! — заметила Сильвия, когда ее губки наконец опять могли говорить.

— Ты ничего не понимаешь в этом! Это так же здорово, как играть в каштаны! — серьезным тоном возразил Бруно, отвернувшись.

Сильвия с улыбкой повернулась ко мне:

— Ну как, можно нам прийти во вторник? — спросила она.

— Конечно, — отвечал я. — В следующий, верно? Но где же Профессор? Он что, отправится вместе с вами в Сказколандию?

— Да нет, — отозвалась девочка. — Просто он обещал как-нибудь прийти к нам. А сейчас он готовит лекцию. Поэтому-то он и сидит дома.

— Дома? — рассеянно переспросил я, не вполне понимая, что она имеет в виду.

— Да, сэр. Его милость лорд и леди Мюриэл дома. Пожалуйте.

Пребывая в каком-то полусне, я последовал за этим настойчивым голосом и очутился в зале, где мирно сидели лорд, его дочь и Артур.

— Ну, наконец-то пожаловали! — с шутливой укоризной промолвила леди Мюриэл.

— Мне пришлось задержаться, — принялся я оправдываться. — Позвольте мне объяснить, что именно послужило причиной моего опоздания! — К счастью, никаких вопросов не последовало.

Карета была подана; мы погрузили в нее корзину с провизией для пикника и мирно отправились в путь.

Оказалось, мне не пришлось тратить усилий на поддержание разговора. Леди Мюриэл и Артур, по- видимому, с полуслова понимали друг друга, так что им не было надобности проверять каждое слово, слетающее с губ: а вдруг это покажется слишком резким — или слишком откровенным — или прозвучит излишне серьезно — а то и вовсе фамильярно. Их беседа протекала мирно, словно разговор старых друзей, питающих давнюю симпатию друг к другу.

— А не бросить ли нам пикник и поехать куда-нибудь еще? — неожиданно предложила она. — Нас четверо: компания самая подходящая. А что касается провианта — корзина всегда под рукой…

— «А не бросить ли!» Вот настоящий довод и аргумент прирожденной леди! — засмеялся Артур. — Леди никогда не знает, с какой стороны находится onus probandi, то бишь бремя доказательств!

— А разве мужчинам всегда это известно? — с мягкой иронией спросила она.

— Всем, кроме одного, кого я могу вспомнить, — то есть доктора Уоттса, задавшего совершенно бессмысленный вопрос:

Забавно, что точно таков же и аргумент в пользу Честности! Он звучит примерно так: «Я человек честный, потому что не вижу повода воровать!» Ответ воришки будет не менее исчерпывающим: «Я тащу у соседа ради его же блага. Я поступаю так потому, что не вижу возможности убедить его согласиться с этим!»

— За одним исключением, — отвечал я. — Это исключение — довод, который я услышал только сегодня, и притом не от дамы: «А почему бы мне не пройтись на голове?»

— Что за странная тема для беседы? — заявила леди Мюриэл, обернувшись ко мне; ее глаза так и искрились от смеха. — Не можем ли мы узнать, кто это задал такой вопрос? И кому вздумалось ходить на голове?!

— Никак не могу вспомнить, кто это сказал! — отозвался я. — Не помню даже, где я его слышал!

— Кто бы он ни был, надеюсь, мы увидимся с ним на пикнике! — заметила леди Мюриэл. — О, это куда более интересный вопрос, чем «Ах, какие причудливые руины!» или «Не правда ли, краски осени особенно трогательны?» На такие вопросы мне уже сегодня приводилось добрый десяток раз отвечать.

— Увы, это один из пороков света! — отвечал Артур. — И почему только люди не могут наслаждаться красотами природы и не болтать о них каждую минуту? Почему жизнь обязана быть бесконечно долгим уроком катехизиса? Почему?

— Это ничуть не лучше эпизода в картинной галерее, — заметил Граф. — В мае мне довелось побывать в Королевской академии художеств вместе с одним весьма самонадеянным молодым художником. О, он буквально измучил меня! Я не был готов к тому, что он будет критиковать едва ли не каждую картину; и мне пришлось либо соглашаться с ним, либо отстаивать свою точку зрения, что было еще хуже!