собирается подать Джеки. Похоже, Драммонд ради стремления навести тень на плетень не боится даже окончательно восстановить против своей стороны присяжных. Либо считает, что, опорочив молодую женщину, которой в зале нет и которая не в состоянии оправдаться, особо ничем не рискует.

По словам Андерхолла, работала Джеки из рук вон плохо. Частенько прикладывалась к бутылке и не ладила с большинством сослуживцев. Вот и пришлось принять меры. Дабы не портить послужной список, ей предложили уйти по собственному желанию. А предстоящий допрос тут совершенно ни причем, как и вся эта мышиная возня с делом Блейков.

Допрос Андерхолла рекордно скоротечен. Драммонд надеется, что хоть этот свидетель покинет зал без нанесения существенного урона и без того подмоченной репутации «Прекрасного дара жизни». От меня тут мало что зависит, и остается лишь надеяться, что присяжные презирают его так же, как и я. Вдобавок Андерхолл – юрист, и сладить с ним непросто.

– Скажите, мистер Андерхолл, – вежливо начинаю я, – принято ли в вашей организации заводить личные дела на сотрудников?

– Да.

– И у Джеки Леманчик имелось личное дело?

– Да.

– Оно у вас с собой? Изчезла

– Нет, сэр.

– А где оно?

– Наверное, в архивах компании.

– В Кливленде?

– Да.

– Значит мы не можем с ним ознакомиться?

– Естественно, раз у меня его нет. Никто не сказал мне, чтобы я захватил его с собой.

– Скажите, туда заносятся сведения о достижениях по службе и тому подобное?

– Да, конечно.

– А сведения о выговорах, о повышении или понижении в должности, переводе на другое место?

– Да.

– Значит в личном деле Джеки эти данные тоже есть?

– Наверное.

– А фигурирует ли в её личном деле письмо с просьбой об увольнении?

– Да.

– Но только нам придется в этом поверить вам на слово, не так ли?

– Никто не сказал мне, мистер Бейлор, чтобы я захватил с собой эти бумажки, – сварливо отвечает Андерхолл.

Я сверяюсь со своими записями и слегка прокашливаюсь.

– Скажите, мистер Андерхолл, есть ли у вас копия соглашения, которое Джеки подписала в обмен на наличные деньги и обещание держать язык за зубами?

– Вы, видимо, туговаты на ухо.

– В каком смысле?

– Я ведь уже сказал – никакого соглашения и в помине не было.

– То есть, оно не существует?

Андерхолл выразительно трясет головой.

– Да, и никогда не существовало. Все это – вранье от начала и до конца.

Я прикидываюсь изумленным и медленно шествую к своему столу, на котором разбросаны всякие бумаги. Нахожу нужную, неспешно пробегаю её глазами и возвращаюсь к возвышению, на котором сидит свидетель. Андерхолл цепенеет и затравленно смотрит на Драммонда, который не сводит глаз с бумаги в моей руке. Все, конечно же, вспоминают про сцену с разделом 'Ю'! Снова штучки Бейлора! Он отыскал спрятанные документы и подловил нас на очередном вранье.

– А ведь Джеки Леманчик подробно рассказала, какую именно бумагу её заставили подписать. Или вы позабыли её показания? – Я выразительно потрясаю бумажкой в воздухе.

– Я помню её показания, – говорит Андерхолл дребезжащим тенором. Слова его звучат натянуто.

– По её словам, вы передали ей десять тысяч долларов наличными и заставили подписать соглашение. Помните? – Я кидаю взгляд на бумагу и притворяюсь, будто читаю. Джеки рассказала мне, что сумма была названа в первом же абзаце соглашения.

– Да, я слышал, – выдавливает Андерхолл, переводя взгляд на Драммонда. Андерхолл знает, что копии соглашения у меня нет, поскольку оригинал припрятан где-то в надежном месте. Однако полной уверенности у него нет. Порой и не такие чудеса случаются. Ведь добыл же я где-то этот треклятый раздел 'Ю'.

Но признать самый факт существования соглашения он не смеет. Как и отрицать его. Если он это сделает, а я подловлю его на вранье, размеры ущерба удастся подсчитать уже лишь после того, как присяжные вынесут вердикт. Андерхолл ерзает на сиденье, дергается и нервно утирает пот со лба.

– И у вас нет копии этого соглашения, которую вы могли бы продемонстрировать присяжным? – спрашиваю я, вертя бумагу в руке.

– Нет. Ее вообще в природе не существует.

– Вы уверены? – спрашиваю я, любовно поглаживая кончики бумаги пальцами.

– Да, уверен.

Несколько секунд я пристально смотрю ему в глаза, наслаждаясь его перекошенной от страха физиономией. Присяжные тоже смотрят, вытянув шеи. Сон у всех как рукой сняло. Им не терпится увидеть, как падет на его голову карающий топор, последить за его агонией после того, как я предъявлю улику.

Но я, увы, не чародей. Я скатываю бумагу в трубочку и кидаю её на стол. – У меня все, ваша честь.

Андерхолл испускает вздох, от которого сотрясаются стены. Еще немного, и я довел бы беднягу до инфаркта. Он сползает с подиума и поспешно покидает зал.

Драммонд просит о пятиминутном перерыве. Киплер решает, что присяжным пора передохнуть, и отпускает всех на четверть часа.

Тактика защиты, которая заключается в том, чтобы затягивать процесс и попытаться сбить присяжных с толку, дает сбой. Присяжные подняли Рейски на смех, а Пеллрод, подобно сладкоголосым сиренам, погрузил всех в сладкий сон. Андерхолл едва не провалился, ибо даже Драммонд панически боялся, что клиент вновь его подставил, и я вот-вот выужу на свет божий очередной якобы несуществующий документ.

Драммонд получил свое сполна. Теперь он возлагает все надежды на заключительную речь, в чем он уж ни от кого не зависит. По окончании перерыва, он объявляет, что выступления свидетелей со стороны защиты закончены.

Процесс приближается к завершению. Киплер объявляет, что заключительное заседание состоится в пятницу, в девять утра. Он обещает присяжным, что уже в одиннадцать они смогут приступить к обсуждению вердикта.

Уже присяжных давно след простыл, да и драммондовцы, должно быть, собрались в своем штабе на очередную азартную разборку, а мы все сидим за столом истца в зале суда и обсуждаем завтрашние события. Купер Джексон, да и Хэрли с Гренфелдом – его приятели из Роли – тактично стараются не навязывать мне свои советы, но я выслушиваю их с нескрываемым любопытством. Они прекрасно знают,