– Смотри, к нам идут. Хотела бы я знать, что у них на уме.

Мужчина по-прежнему лежал на спине и ничего не ответил. Рыцари подошли ближе и заглянули внутрь.

– Эй, ты, вставай, – сказал один из них. – Хватит валяться.

Мужчина даже не пошевелился.

Прошло уже много времени, растолковывал Констанс приор, с тех пор как в их доме для религиозных собраний в долине Морле состоялся церковный суд. Пожалуй, первый с тех пор, как опочила святая бабушка графини – леди Алин, всячески поддерживавшая основателя ордена Святого Айдана, великого философа Брана из Данлейта.

Однако, указал приор, откладывание суда над еретиками и богохульниками объясняется отнюдь не нежеланием их аббатства, а противодействием могущественного аббатства Святого Ботольфа, находящегося в епархии епископа Честерского. Нормандские епископы добиваются, чтобы все церковные должности в Англии занимали лишь нормандские монахи и священники. При первой же возможности они выживут ирландских монахов из Морле, как уже поступили с монахами-англичанами.

– Поэтому мы стараемся держаться тише воды, ниже травы, – объяснил старик, – и за многие годы не провели ни одного церковного суда.

Слушая, что рассказывает Мельклан, Констанс как бы воочию видела перед собой аббата Святого Ботольфа в его великолепном облачении и его надменных спутников, восседающих на свадебном пиру. И за столом позади них ирландских монахов, одетых, как того требует их устав, в рваные коричневые рясы. Нетрудно было догадаться о причинах постоянного раздора между двумя аббатствами. И дело заключалось не только в жадности нормандцев, стремившихся поглотить вся и все. Аббатство Святого Айдана обладало значительными богатствами, и их соперники и епископ Честерский только и мечтали вторгнуться в его владения.

– Церковный совет пришел к решению, что мы не можем держать у себя этих пленников, – продолжал он. – Женщина обвиняется в том, что убеждала простолюдинов поклоняться их древним языческим богам. Местный священник считает ее служительницей дьявола.

– Служительницей дьявола?

– Ринбахский священник велел крестьянам задержать ее. Обвинение в колдовстве исходит от него, не от нас.

Молодой монах, который поддерживал Мельклана, что-то тихо пробормотал. Тот кивнул.

– Да, эта женщина, как и все мы в монастыре Святого Айдана, принадлежит к кельтам. В ее жилах течет та же кровь, что и у нас, и выговор очень похож на наш. Поэтому, когда колдунья заводит речь о старых языческих богах Люге и Морригане, наши братья хорошо ее понимают, ведь их бабушки в Эйре, да спасет господь их души, пели заклинания в честь этих самых богов.

– Вина колдуньи доказана? – спросила Констанс.

Старый приор воззрился на нее каким-то странным взглядом.

– Какое это имеет значение? Мы не можем судить ее здесь.

Она вздохнула:

– Но скажите, чего вы хотите от меня?

– Идите со мной. – Старик потянул ее за руку.

Они направились к зарешеченному фургону, стоявшему возле кухни. В нем сидела черноволосая женщина, прикрывшаяся шалью. Когда они подошли ближе, она подняла на них большие темные глаза, резко выделяющиеся на белом лице. Женщина была не очень молодая, но сохраняла следы былой красоты.

Так вот она какова, колдунья. Впрочем, Констанс не знала, что ожидала увидеть.

Рыцари при появлении миледи вытянулись в струнку. Эверард что-то сказал им. Один из них сунул руку в фургон и схватил за конец веревки.

– Эй ты, чокнутый, вставай! – приказал он.

Лежавший на спине мужчина вынужден был подняться на колени. Он обеими руками схватился за веревку, обвивавшую его шею.

Хотя он был в наручниках и кандалах, да еще с петлей на шее, Констанс и приор машинально попятились назад. Когда пленник встал на ноги, они не могли не ужаснуться его неимоверной силе.

Он был исполинского роста и необыкновенно могучего телосложения. Его лицо опухло и покрылось синяками и кровавыми ссадинами. Изодранная в клочья грязная рубашка почти не прикрывала тела. В его длинных золотистых волосах и на широкой груди запеклись пятна крови.

Несколько мгновений Констанс молча взирала на него.

Молодой монах сказал:

– Вилланы говорят, что он жонглер и певец, который вводит их в искушение своими греховными богохульными песнями. Говорят, что он сущее дьявольское отродье. В одной деревне его побили камнями, в другой он устроил настоящий бунт.

«Ничего удивительного», – подумала Констанс, оглядывая гиганта, который втянул в себя воздух, а затем повернул голову. Волосы пшеничного цвета, могучее загорелое тело, выразительное лицо, черты которого не смогли исказить даже побои, – все в нем поражало молодую женщину. Если на свете в самом деле существует мужчина, чье обличье можно назвать совершенным, то это наверняка он, молодой гигант.

– Будьте осторожнее, миледи, – произнес Эверард, становясь перед ней. – Он же совершенно полоумный.