Эйрик схватил Ашари за шиворот и поволок за собой, как дохлого крийна. Чеслав бежал впереди.

Они проскочили анфиладу, прозрачную и светлую, где своды залов сходились к прозрачным куполам, затянутым силовой пленкой, и оказались на другой террасе, с круглыми каменными глыбами, обточенными приливом и похожими на ложноножки лоеллиан, и с белой песчаной площадкой между горами и морем.

На площадке, упершись тонкими ножками в сверкающий песок, стоял «Подсолнух» странной бело-серой окраски.

– Чеслав, за пульт, – приказал Эйрик.

Чеслав скользнул в кресло пилота. Ван Эрлик стал в проеме люка, одной рукой держа за горло Нина Ашари, а другой сжимая активированную обойму. Трастамара перевалился через люк, с удивлением заметив, что оставил на створе мокрую красную полосу.

– Эйрик, я не могу запустить двигатель! – закричал Чеслав.

– Конечно не может, – сказал Ашари, – она устала. Она слетала до Земли и обратно. Эйрик, ты…

Эйрик переглянулся с Трастамарой. Рывком он затащил Ашари вглубь люка. Станис дернул рычаг. Лепестки стали сворачиваться, и в последний момент Эйрик вышвырнул из сходящихся створок гранату, не особенно целясь в выбегающих из дверей охранников.

Ударная волна была такой силы, что двухсоттонный катер протащило по песку два метра, приподняло и чуть не опрокинуло.

Эйрик сорвал с головы Чеслава серебристый, повернутый рожками внутрь венец и сам скользнул в кресло. Ашари снова открыл рот, и Трастамара ударил его по шее ребром ладони. Промышленник рухнул на пол, как вышедшее из фазы «блюдечко».

Трастамара внезапно обнаружил, что ноги его не держат. Он сел на пол, и когда он переполз вбок, под ним снова было красно и мокро.

Челнок взлетел совершенно бесшумно, и Трастамара вдруг понял, что это совсем не «Подсолнух». По крайней мере, Станис Трастамара еще не видел ни одного «Подсолнуха» с обзорным экраном, лишенным каких-либо датчиков и сенсоров, и с кохужом гравикомпенсатора, корявым и неровным, похожим на гигантский кап на коре серебристого дуба, росшего у старого Живоглота перед входом в сад.

Через три стандарт-часа внутрикорабельного времени бело-серый катер вынырнул из гипера в координатах, указанных Трастамарой, и Эйрик ван Эрлик увидел в тридцати тысячах километрах перед собой серебристый корпус «Астарты», – небольшого фрегата, приписанного к Службе Опеке, того самого, на котором он впервые и был представлен полковнику Трастамаре.

Третий полет был еще большим экстазом, чем первые два.

Он не был кораблем, – он был вселенной. Он пылал звездами и плыл пустотой, и сенсоры его перебирали струны пространства и времени. «Когда-нибудь мы не будем летать между звезд, – сказал ему Нин Ашари, когда они возвращались с Земли, – когда-нибудь мы будем ходить между ними пешком».

Нин Ашари сошел с ума. Он хотел отомстить одному человеку, пробившему ему колени гвоздями, и ради этого мстил человечеству.

Когда он вынырнул из прыжка, это было как очнуться от обжитого нейросна. Эйрик вдруг понял, почему Севир разрешил ему летать. Он надеялся, что Эйрик примет их сторону по той же причине, по которой наркоман принимает сторону того, кто может снабдить его наркотиками.

«Астарта» приближалась с каждой минутой. Было забавно видеть ее сразу и гравитонными, и электромагнитыми сенсорами. Все равно что щупать яблоко у себя за спиной руками и одновременно следить за этим яблоком на экране.

Трастамара уже очнулся. Он сидел на полу, подогнув правую ногу под себя и вытянув левую, покалеченную, перед собой. Заряд станнера выжег в бедре остатки нервов, а потом один из осколков взорвавшегося челнока распорол бронеткань и ушел глубоко в мясо. Обыкновенный человек истек бы кровью через пару минут, но присадки в крови сотрудника СО остановили кровотечение.

– Уходим в гипер сразу, как пристыкуемся, – сказал Трастамара. Включил наручный комм, который уже вышел на прямую связь с фрегатом, и повторил, поднося руку ко рту:

– План «соло». Повторяю: план «соло».

Эйрик мягко ткнулся носом в стыковочную шахту, и снял с головы шлем.

Мир из двадцатишестимерного стал трехмерным. Он был как генератор, в котором вырубили ток.

«Господи боже мой, если они не дадут мне летать, я покончу с собой. Нет, не покончу – я просто сдохну без космоса, как пес без пищи. А они никогда не дадут мне летать. Я выбрал не ту сторону».

Он попытался подняться и обнаружил, что не помнит, как пользоваться руками. Чеслав осторожно подхватил его под локоть. Диафрагма люка разошлась, в нее вплыл спецназовец в «хамелеоне».

– Пошли, – сказал Чеслав.

Ван Эрлик чувствовал себя так, словно его разбил инсульт.

– Погоди…

– Эйрик, нам надо спешить. Пошли.

Он дал себя увести: с одной стороны его поддерживал Чеслав, с другой – спецназовец. Он равнодушно отметил, как волокут в люк Нина Ашари.

Мир был грязен и мелок, – так бывает, когда смотришь дешевый видеодатчик, черно-белый, со скоростью записи два кадра в секунду. В таком мире невозможно было жить.

Он оттолкнулся, вплыл на стыковочную палубу «Астарты» и тут же рухнул на пол от гравитации, и он был так ошарашен этим тусклым миром, что сначала даже не понял, почему один из десантников на палубе, выступив навстречу, махнул рукой.

Ван Эрлик сидел на железной плите и тщетно пытался понять, что это за тусклая пленка обвила его руки и ноги. Потом краски стали чуть ярче, пленка засеребрилась, и ван Эрлик понял, что на него накинули нейросеть.

Станис Трастамара стоял перед ним, расставив ноги, и станнер в его руках был нацелен в голову ван Эрлика.

– Это почему? – спросил ван Эрлик.

– Это потому, – ответил Трастамара, – что этот корабль создан с применением харитской технологии. Или, точнее, харитской биологии. И он был неактивен, когда Чеслав сел за пульт. Чеслав не смог им управлять. Ни один человек не смог бы им управлять.

– Я человек, – сказал Эйрик. Палуба качалась под ним, словно они шли по воде, а не по космосу. Глаза его начали привыкать к миру: три измерения снова становились – много.

– Нет.

Ван Эрлик поднял взгляд, обиженный, как у ребенка. Чеслав ошеломленно шагнул к нему, – взмах руки преградил ему дорогу.

– Ни с места, Че. Он получил тысячу триста бэр и через три дня был на ногах. Он все понимает. И я тоже.

Только тут до Эйрика дошло, что Трастамара имеет в виду. Ван Эрлик расхохотался.

– Это бред. Севир бы мне сказал… Или Ашари…

Что-то шевельнулось рядом, и ван Эрлик, скосив глаза, увидел Нина Ашари. Он уже пришел в сознание, и теперь стоял, между двумя десантниками, в запачанной одежде и со скованными сзади руками. Лицо его искривилось от мстительного презрения.

– Я хотел сказать, – проговорил Ашари, – но Севир запретил. Он сказал, что твой выбор не должен быть продиктован соображениями биологической принадлежности.

– Что?!

– Эйрик ван Эрлик, – хрипло сказал Ашари, – сын Стивена ван Эрлика, погиб пятнадцать лет назад, в орбитальном бою с эсминцем «Ортос». Его корабль упал на Харит. Экипаж погиб. Эйрик ван Эрлик умер, не приходя в сознание, спустя десять часов после падения.

– Ага. А я – робот?

– Хариты не делали машин.

Краем глаза Эйрик заметил, как побледнел Чеслав.

– Ах ты тварь! – заорал Эйрик, вскакивая на ноги и замахиваясь, чтобы врезать по окровавленной харе подлеца.

Он не вскочил. Он полетел.