тракту, а часть по Абрикосовой. Киссур спросил, куда ведет Абрикосовая дорога. Крестьянин сказал, что она ведет к Белоснежной управе, и что он не советует ему туда ехать, потому что в Белоснежную управу проследовал столичный инспектор. И вообще про это место пошли нехорошие толки. Тогда Киссур плюнул на ладонь левой руки и ударил по плевку ребром правой. Плевок отскочил в сторону Абрикосовой дороги.

– Я все-таки поеду по Абрикосовой, – сказал Киссур.

– Как знаешь, – ответил крестьянин. – Только говорят, что инспектор Шаваш не из тех, кто любит жалобы, а из тех, кто любит подарки. И я снял бы на твоем месте эту шапку с самшитовыми кольцами.

Охранник Шидан, по прозвищу Черепашка, которому Шаваш велел седлать к часу Росы коней, чтобы отправляться завтра утром с поручением, вернулся с напарником в караульную. Шидан снял пояс и стал чистить медную бляшку на поясе.

– Думается мне, – сказал Шидан Черепашка, – завтра нам дадут много денег.

– Это хорошо, – отозвался напарник.

– Не очень-то этого хорошо, – сказал Шидан, – потому что, сдается мне, Шаваш понял, что зря арестовал яшмового аравана, и что никакого золота он ему, негодяю, не сделает. И я думаю, что он завтра велит везти его в столицу и прикажет, чтобы он до столицы не доехал.

– Я про это ничего не думаю, – ответил напарник.

– А я про это думаю, – сказал Шидан, – пойти и напиться до послезавтра.

– Тогда, – посоветовал напарник, – иди напиться в нижнюю деревню, а то тут и пить нечего, и раньше времени попадешься на глаза Шавашу.

И Шидан пошел в нижнюю деревню на постоялый двор напиться, чтобы быть завтра пьяным и не ехать с поручением, потому что такие поручения у него с Шавашем случались, но только касательно людей, а не воскресших богов. И это не очень-то простое дело – убить бога, даже если состоишь на государственной службе.

Шидан пил сначала бузу, а потом рисовую водку, а потом какую-то хитрую штучку из фиников и яблок, а потом опять рисовую водку, а потом опять бузу. Ему стало легче на душе, и он подумал, что обязательно завтра поедет в столицу. Вот возьмет и поедет! Д-дочке. На приданое.

– Сударь, – сказал ему кто-то, – это не вы обронили монету?

Шидан Черепашка обернулся. Перед ним стоял парень в синей куртке, синих штанах и красной косынке, повязанной на лбу узлом, напоминающим свиное ухо. Парень был выше Шидана на голову и шире в плечах на кулак. Шидан был пьян, но не настолько, чтобы терять деньги. Он улыбнулся деревенскому простачку и сказал:

– И вправду, потерял!

Потом ему стало весело, и он хлопнул парня по плечу:

– Нашел, – так угощайся!

Новый знакомый стал пить вместе с Шиданом. Шидан вскоре с ним очень подружился. Шидан спросил, случалось ли ему убивать мертвецов. Парень отвечал, что другие говорят, что случалось, но сам он не уверен, что это были мертвецы. А вот отцу его случалось, это точно.

– Слушай, – сказал Шидан, – ты-то мне и нужен. Я тебя покажу Шавашу, и мы поедем завтра вместе.

– Куда же мы поедем вместе? – спросил парень в косынке, завязанной узлом в виде свиного уха.

Шидан был пьян. Одна буза, и другая буза, и один Арфарра, и другой Арфарра сильно смешались в его голове.

– Тут, – сказал Шидан, – вышло одно не очень хорошее дело. Здешний хозяин хотел сварить золото и скрыть недостачу, – Шаваш ему для этого добыл одного человека, Арфарру. Ясное дело, у них ничего не вышло. И вот он сегодня приходит ко мне и говорит: «Вези завтра Арфарру в столицу, только смотри, чтоб не доехал».

– Да, – согласился собеседник, – не очень-то это простое дело, убить мертвеца или бога. Но я тебе помогу.

Шидан обрадовался и пил, пока не стало совсем беспамятно. Потом Шидан заторопился в усадьбу. Они вышли. Ночь была красавица: жемчужные звезды, серебряные луны. Шидан попросил свести его в нужник, потому что завтра надо ехать пораньше и потому что такие вещи не предписано делать помимо обозначенных мест. Парень повел его с дороги к кустам, обсыпанным лунным серебром.

– Ох ты ну ты, – сказал Шидан, – посмотри, какая красота!

– Как ты думаешь, – полюбопытствовал парень, – если Арфарра бог, не придут ли ему на помощь звери и бесы? Ты только погляди, что там торчит!

Шидан поглядел и увидел, что из кустов выходит огромный белый волк, а глаза волка сверкают, как два медных таза. Шидан отшатнулся, и в тот же миг парень поймал Шидана и ударил его ножом в яремную вену. Шидан вскрикнул и упал, и пока падал, помер.

Парень перенес тело Шидана в кусты и снял с него форменную одежду стражника. Свою одежду он завернул в платок, вложил туда же камень, завязал все это тройным узлом и кинул в реку. Он переоделся в куртку Шидана, проверил ключи и документы и пошевелил губами, повторяя пароль, услышанный от Шидана. Потом он вынул из Шидана кинжал с рукоятью в форме белой трехгранной шишки, с узким желобком вдоль обеих сторон клинка, вытер его о траву и сунул себе в рукав. Волку он приказал сидеть.

Бьернссон проснулся: кто-то стоял над ним и капал горячим воском:

– Вставай же!

Бьернссон пригляделся и узнал человека со свечой и в парчовой куртке: это был Киссур Белый Кречет. Киссур схватил яшмового аравана за ворот рубахи и вынул из постели. Одеваясь, Бьернссон повернул голову и увидел слева, у стены, стражника. Голова стражника лежала отдельно.

– Пошли, – сказал Киссур, накидывая на Бьернссона куртку. – Обет, что ли, этот подонок дал, – извести всех, кого народ называет Арфаррой?

Бьернссон поискал глазами. Стражник давеча был не один. Ага! Вон и напарник. Бьернссону стало жутко.

– Зачем вы меня искали? – спросил он.

– Я не вас искал, – ответил негромко Киссур, – пошли.

Они отворили дверь, и Бьернссон поскользнулся в какой-то луже. Бьернссон посмотел, откуда натекла лужа, и увидел, что лужа натекла из Серого Ряпушки.

– Мне нет смысла уходить, – вдруг проговорил яшмовый араван.

– Еще чего, – возразил Киссур, – вас завтра велено убить.

Они спустились в кабинет хозяина, где часов пять назад Шаваш допрашивал пленника. Никого: только на шелковых гобеленах шепчут ручьи и вьются дорожки, девушки танцуют в сером предутреннем свете, и горит лампадка перед маленьким богом у большого зеркала. Киссур подошел и оглядел себя в зеркало. Он впервые в жизни глядел на себя в парчовой куртке тайного стражника. Он был очень похож на отца и потому дьявольски красив. Желтая парчовая куртка шла ему необыкновенно.

Киссур поворотился к сейфу и потянул стальную ручку: заперто. Тогда Киссур уперся ногою в стену, взялся обеими руками за крышку сейфа и поднатужился. Бьернссон вытаращил глаза: железо закричало дурным голосом, замок крякнул и расскочился. В сейфе были деньги, бумаги государственного займа и закладные на людей. Золото Киссур спустил в мешок и закинул за спину.

Закладные Киссур вывалил на пол, снял с алтаря лампадку и пересадил огонь в бумаги. Затрещало, побежало к шелковым гобеленам: танцовщицы на гобеленах закричали руками.

Беглецы выскочили во двор. Киссур закинул за стену крюк, взлетел, как кошка, потащил яшмового аравана. Еще стена, еще ров. За спиной, навстречу рассвету, разгоралось зарево, кто-то истошно орал. У самого леса яшмовый араван обернулся, будто впервые сообразил, что происходит, взмахнул руками, закричал что-то отчаянно на языке богов, и толкнул Киссура на землю. Тут же Киссура подбросило: сделался гром, на управу вдали налетели голубые мечи и оранжевые цепы, балки закружились золотыми листьями, камни разлетелись, как брызги из фонтана.

– Клянусь божьим зобом, – сказал Киссур, – а я-то решил, что тот, кто так проповедует, не умеет колдовать!

Шаваш меньше чем на два часа отъехал от управы, когда небо и земля