из небесной управы и видят каждую звезду в небе и каждую травинку на земле.

Старик усмехнулся.

– Что ж! Еще бы десять лет: завели бы и зеркало, как в небесной управе.

– И что же, – справился вкрадчиво Шаваш, – вы тогда бы сделали с управами земными?

Старик почуял подвох.

– Ничего. Чем бы они нам мешали?

– Ну, а что бы вы сделали с другим храмом?

– С каким?

– С другим, который тоже возмечтал бы о небесном зеркале?

Старик фыркнул. Мысль, что кто-то больше монахов-шакуников знал о тайнах природы, показалась ему совершенно несообразна. Потом он внимательно поглядел на Шаваша.

– А вы, молодой человек, читали наши тайные книги? Осмелюсь спросить: много ли вы поняли?

Шаваш помолчал.

– Ваши так называемые тайные книги, – наконец улыбнулся золотоволосый чиновник, – которые вы сочиняли сами, чтобы попугать обывателей, такая же ложь, как династийные истории. В истории прошлого царствования, например, сказано: Горный Варнарайн покорился покойному императору оттого, что варвары уважали благую государеву силу, а в вашей книжке – оттого, что колдун Арфарра засыпал весь город пылающими листьями. Не верю я ни в то, ни в другое – а Горный Варнарайн все-таки пал, и храмы ваши действительно отчего-то взлетели на воздух в один и тот же день.

Отец Адуш раскрыл рот и в ужасе уставился на Шаваша: такого о благой государевой силе, пожалуй, и он бы не решился сказать. «Ну и молодежь пошла», – мелькнуло в его голове.

– Да, – продолжал Шаваш, – я думаю, вы бы стерли храм-соперник, как зерно в крупорушке.

Шаваш достал из-под подушки ларец и раскрыл его. На бархатной подушечке лежали два камня с оплавленным бельмом: один из той самой стены в лаковарке, которую, видите ли, сожрал тысячехвостый дракон. Другой был взят из развалин желтого монастыря.

– Вы больше меня понимаете в тайнах природы, – сказал Шаваш, – и я хотел бы, чтобы вы осмотрели со мной место одной недавней катастрофы. Как знать, – может, вы еще сведете счеты с теми, кто погубил ваш храм.

Через неделю Киссур знал окрестные горы лучше старожилов, из любого распадка выходил кратчайшим путем к Государевой дороге. Киссур, однако, заметил, что охотники никогда не ходили на высокую гору слева от перевала. Гора походила на вздыбленную кошку и поросла соснами до самого белого кончика. Киссур спросил о причине.

Глаза Мелии злорадно взблеснули, а впрочем, Киссуру могло показаться.

– Я, – сказал Мелия, – не очень-то верю в колдовство, но то, что на этой горе творится, иначе как бесовщиной не назовешь.

– Это ты про Серого Дракона? – спросил, подъехав и премигнувшись с Мелией, один из его друзей.

– Не знаю, – насмешливо встрял другой, – дракон он или нет, но тех, кто ей не понравился, эта тварь засушила. Лучше бы нашему гостю не ходить к кошачьей горе.

– Не верю я в крылатых ящериц, – сказал Мелия. – А вы? – оборотился он к Киссуру.

– А я их не боюсь, – ответил тот.

На следующий день Киссур и Мелия из любопытства отправились в хижину к отшельнику, которого звали Серым Драконом. День был холодный и грустный. Дороги скоро не стало, Киссур и его спутник надели лыжи. Лес был завален буреломом, идти было нелегко, мокрый снег с ветвей скоро нападал за ворот. Великий Вей! Неужели где-то внизу ранняя осень, цветут глицинии, благоухает мята? Заметили брошенную часовню, но отдохнуть побоялись, пошли дальше. Мелия сказал что-то про разбойников.

При этой часовне когда-то была деревня, на краю деревни – источник, а в источнике – дракон. Дракон каждый год требовал девушку, иначе не давал людям воды. Девицы умирали от омерзения. Государь Иршахчан, пребывая с войском в этих краях, возмутился и лично убил дракона. Вода в источнике после этого шла кровью и слизью, а потом иссякла совсем. Оказалось, что дракон морочил людей, и поил всю деревню не водой, а своим, драконовым, ихором. Пришлось переселить людей в другое место, обучить церемониям и прополке риса.

Теперь, через двести лет, источник сочился вновь.

Едва прошли часовню, Мелия обернулся и показал вниз: там, по следу их, трусил крупный белый волк. Киссур снял с плеча лук, но Мелия сказал: «Не надо».

На седловине горы была ровная площадка, из снега торчал скальный гребень. К гребню прилепился домик из бревен и прутьев. Из трубы шел дымок, у покосившегося плетня стояло два лукошка. Мелия сказал, что это значит, что колдун четыре дня не забирал еды, которую ему приносят местные жители. Оба юноши топтались на месте.

– Чего ждете? Пришли – так входите! – закричал кто-то сзади.

Киссур оглянулся: кричал старик лет шестидесяти. Белый тулуп, конопляные туфли, седые волосы заткнуты за пояс. Шерсть на белом тулупе была будто бы волчья. Киссур заметил, что от домика до калитки следов не было, и это ему не очень-то понравилось.

Молодые люди вошли. Киссур огляделся. Тепло и грустно, со стен свисает мох, в окошко вставлена промасленная бумага. Над очагом – котелок, под котелком остальная утварь – вилка, ухват и решетка. Рядом, на циновке, зернотерка. В светильнике горел кусок сухой коровьей лепешки, пропитанной жиром.

В соседнюю каморку старик их не пустил, снял тулуп, повесил его на олений рог, отвязал от пояса зайца, кинул Киссуру.

– Вот, – попал в капкан, разделай.

– У капкана-то твоего – волчьи зубы, – заметил Киссур, вытряхивая зайца из шкурки.

Поели, попили, старик недовольно спросил Киссура:

– Зачем пришел?

– Почтеннейший, – сказал Киссур, – где мне найти яшмового аравана Арфарру?

Колдун вздыбился, – какой колдун не ревнует к чужой славе? На щеках его проступили два пятна синих, а сверху – два пятна красных.

– Учитель мой, – сказал колдун, – умел сдувать горы, мог сидеть на колосе, не сминая его. О чем ты хочешь спросить яшмового аравана? Спроси у меня – на что тебе этот обманщик?

– Почему обманщик? – возмутился Киссур.

– Потому что людей обманул и страну погубил.

– Какую страну?

– Горный Варнарайн.

– Горный Варнарайн, – возразил Киссур Белый Кречет, человек из родя Ятунов, стародавних королей Варнарайна, – не страна, а часть империи. И я думаю, что этот человек сделал великое дело, потому что без него король из рода Аломов, может статься, захватил бы империю, и это была бы несправедливая война.

– А когда империя захватила Варнарайн, – взвизгнул колдун, – это какая война?

– Это война справедливая, – ответил Киссур.

– А какая ж разница?

– Когда государство подчиняет варваров, и учит их сеять зерно и читать книги – это справедливая война. А когда варвары подчиняют государство и превращают города в волчьи логова, а поля – в пастбища – это несправедливая война. И когда мятежники превращают поля в пустоши – это тоже несправедливая война.

– Ладно, – прервал колдун, – ум ты свой показал, иди-ка поколи дрова.

Киссур рассердился:

– Вы просили меня высказать свои соображения, и я их высказал. Вы меня перебили – не лучше ль было вообще не спрашивать? Вам не понравилось, что я отвечал умно, – лучше ли было бы, если б я ответил глупо?

Старик на это ничего не сказал, и Киссур пошел колоть дрова.