полагаю, крупные инвесторы могут иметь возможность купить, помимо облигаций, еще и ордера акций, на три года, – по денару за десять акций. На это дело можно зарезервировать до четверти акций.

Бемиш чуть поднял брови. Предлагаемый Шавашем вариант означал, что покупатель ордера через три года сможет купить акции Ассалаха по их теперешней цене. Бемиш надеялся, что через три года акции Ассалаха будут стоить в сто раз дороже.

– И кто же получит эти ордера? – спросил Бемиш.

– Вейские банки, которые купят облигации.

– Нельзя ли конкретнее?

– Я и мои друзья.

Через час Уэлси и Шаваш спустились в центральную залу. Бемиш остался наверху, чтобы вымыться и переменить рубашку, – за время разговора с Шавашем он вспотел. Когда он сошел вниз, Киссур сидел в зале и рассказывал двум молодым помощникам Тревиса о том, как дрессировать разбойничьего коня, чтобы тот разбирал дорогу в темноте и не ржал в засаде. Банкиры внимательно слушали. На их молодых и честных лицах был написан неподдельный интерес. Банкиры привыкли проявлять неподдельный интерес к любому клиенту. Можно было подумать, что сидеть в засаде меж скалистых ущелий – их основное жизненное занятие.

– Если тропа каменистая, копыта надо обернуть мягким войлоком, – говорил Киссур.

На звук шагов он обернулся.

– Ты чего такой смурной, Теренс, и почему у вас неубрано?

Киссур с отвращением провел пальцем по столу дорогого розового дерева: один из банкиров, обедая в спешке перед компьютером, уронил на стол пиццу.

– Времени нет, – сказал Бемиш.

– Женщины у тебя нет, – возразил Киссур, – и Идари то же говорит.

Управляющий, неслышно подошедший сбоку, поклонился и быстро встрял:

– Если господину нужна служанка, то у меня есть одна подходящая кандидатура, дочь мелкого чиновника, барышня семнадцати лет, нежная, как лепестки жасмина. Отец ее совершил растрату и в настоящее время находится под следствием. Чтобы собрать деньги на хорошее отношение судей, а также беспокоясь за судьбу дочери, он готов продать ее за пятьдесят тысяч.

Бемиш стрельнул глазами в сторону коллег: разговор велся на вейском, и те его явно не поняли.

– Я подумаю, – сказал Бемиш.

– Тут и думать нечего, – заявил Киссур, – я посмотрю девочку, и если она так хороша, как уверяет этот мошенник, она твоя.

На соседнем столе застрекотал принтер, и из него полезли последние финансовые проектировки.

На следующую ночь, когда донельзя усталый Бемиш в два часа поднялся в свою спальню, он обнаружил, что не один. В постели, свернувшись в клубочек, безмятежно спала златокудрая девица лет семнадцати. Бемиш стащил с нее одеяло и убедился, что девица вполне голая: видимо, Адини привел ее вечером и не решился беспокоить хозяина, – а девица ждала-ждала и заснула.

Как только Бемиш приоткрыл одеяло, девушке стало холодно: она проснулась и уставилась на Теренса большими и круглыми, как луна, глазами. У нее были маленькие, неспелые грудки с крошечными сосками, тяжелые бедра и длинные белые ножки. Лобок ее был чисто выбрит. Девица глядела на Теренса безо всякого смущения, словно ее каждый день нагишом разглядывали незнакомые иностранцы.

– Как тебя зовут? – спросил Бемиш, коверкая вейские слова.

– Инис.

– Тебе сколько лет?

– Шестнадцать.

– Ты девушка?

– Конечно, господин. Господин Киссур сам выбрал меня.

Брови Бемиша недовольно дернулись.

– Это как это Киссур тебя выбирал?

– Он отвел меня к госпоже Идари, – сказала Инис, – и госпожа сказала, что вам нужна женщина для тела и дома. Она посмотрела, девственница ли я и хорошо ли готовлю, и была удовлетворена.

При имени Идари ладони Бемиша внезапно вспотели. А девушка улыбнулась и лукаво прибавила:

– Она побоялась оставить меня Киссуру. Она – очень хорошая жена. А у тебя есть жена?

Бемиш, не отвечая, выпустил одеяло, и оно вновь укрыло девушку. Мысль о Мэрион испортила всякое удовольствие. И к тому же – Идари! Он понимал, что, лаская подарок Идари, всегда будет думать только о той, что его подарила.

– Одевайся. Попроси Адини найти тебе спальню.

– Мы не будем заниматься любовью? – испуганно спросила девушка.

– Нет.

– Зачем же вы меня купили? – обиделась Инис.

– Затем, чтобы тебя не купил кто-нибудь другой. Шестидесятилетний садист в ранге начальника уезда, который занимается в кабинете любовью со своими секретарями.

Девушка огорчилась.

– Если бы ты занимался со мною любовью, – сказала она, видимо решив, что имеет право называть на «ты» человека, который разглядывает ее голой, – ты бы подарил мне новую юбку и сережки, а теперь ты мне ничего не подаришь.

– Какую юбку тебе хочется?

– Я на ярмарке недавно такую видела – длинную, из синего шелка с узором «танцующие цветы», а по подолу три каймы с изображением рыб, зверей и птиц, каждая отделенная от другой полоской из бисера, и подвески у пояса.

Бемиш усмехнулся. «Им всем хочется на юбки, – подумал он о Мэрион, – благословен мир, в котором они по крайней мере просят об этом открыто».

Он молча, как был в пиджаке и брюках, лег на кровать.

– Раздень меня, – приказал он Инис.

На космодром пришло двадцать тонн оборудования (из заказанных восьмидесяти), и иномирцы дневали и ночевали на стройке. Начальник уезда согнал крестьян – взять старые бетонные плиты и замостить дорогу, чтобы новый господин Белой Усадьбы мог ездить на своем железном бочонке от усадьбы и до стройки.

Через неделю Бемиш принялся выяснять, куда делось недостающее оборудование, и выяснилось, что оно до сих пор как лежало на космодроме в Равадане, так и лежит. Пришлось ехать в Равадан.

Проезжая мимо ближайшей деревни, Бемиш заметил у ворот распряженную фуру: крестьяне сбегались к фуре, а из нее выносили доски для передвижного помоста. Бемишу показалось, что сборкой руководил тот самый старик, который изображал на рынке в столице бога и разорвал кредитки, данные Бемишем.

В Радаване инспектор заявил Бемишу, что контейнеры с оборудованием стали источником гамма- излучения (такое редко, но бывало) и должны пройти дорогостоящую обработку. Бемиш молча сунул инспектору пять тысяч ишевиками, и через полчаса под его руководством ящики грузили в нанятый им грузовик. Контейнеры не излучали ничуть.

Ящики укатили в Ассалах, а Бемиш остался в столице на приеме в честь одного из государевых предков, ровно триста сорок лет тому назад переспавшего в этот день с русалкой.

Женщин на приеме было совсем мало, и сердце Бемиша тихо стукнуло, когда он увидел у подсвеченного бассейна Идари. На ней была пышная черная юбка и кафтанчик синего бархата, расшитый серебром. Две тяжелые косы, оплетавшие ее головку, были заколоты застежкой в форме усыпанной розовым жемчугом бабочки, и ожерелье такого же розового жемчуга обвивалось вокруг ее шеи. Она беседовала с Шавашем и еще одним, не знакомым Бемишу человеком.

– А вот и вы, Теренс, – обернулся Шаваш. – Позвольте представить вас – первый министр империи,