огромной юбкой и турнюром было бешено разноцветным и вдобавок все сверкало драгоценными камнями. Волосы завитыми колечками опускались на голые плечи, на голове сидела шляпа с перьями. Она выглядела чудовищно. Кошмарно.

– Кровь Господня!

Мгновение они смотрели друг на друга посреди жуткого молчания.

– Это... это очень красиво, – спотыкаясь, выговорил он с фальшивой улыбкой, раздавленный болью в ее глазах.

Мэй-мэй ужасно побледнела, лишь высоко на щеках запылали два багровых пятна. Она знала, что страшно потеряла лицо перед Струаном. Она покачнулась, едва не потеряв сознание. Потом зарыдала и бросилась прочь.

Струан рванулся следом за ней по коридору. Не разбирая дороги, он пробежал через ее комнаты и остановился перед дверью в спальню, запертую изнутри на задвижку.

– Мэй-мэй, девочка. Открой мне.

Ответа не последовало, и он почувствовал, что за спиной у него появились Лим Дин и А Сам. Когда он обернулся, они исчезли, до смерти напуганные выражением его глаз.

– Мэй-мэй! Отопри дверь!

По-прежнему никакого ответа. Он был в ярости на себя за то, что не сумел скрыть своих чувств, за то, что оказался так глуп и неподготовлен. Он должен был догадаться, что Мэй-мэй непременно захочет по- своему принять участие в бале, и, конечно, все ее вопросы должны были подсказать ему, что она собирается сшить себе бальное платье, и... о, Господи!

– Отопри мне!

Вновь молчание. Его каблук с треском врезался в дверь. Она распахнулась и повисла на искореженных петлях.

Мэй-мэй стояла подле кровати, глядя в пол прямо перед собой.

– Не следовало тебе запирать дверь, девочка. Ты... видишь ли, ты... это платье и ты просто ошеломили меня на мгновение. – Он знал, что должен вернуть ей лицо, или она умрет. Умрет от горя или от собственной руки. – Пойдем, – сказал он. – Мы отправляемся на бал.

Мэй-мэй захотела упасть на колени, чтобы поклониться ему и вымолить прощение, но запуталась в юбках и споткнулась. Она открыла рот, чтобы заговорить, но не смогла произнести ни звука. Шляпка с перьями соскользнула на пол.

Струан бросился к Мэй-мэй и постарался поднять ее на ноги.

– Полно, девочка моя, не нужно этого.

Но она не хотела подниматься. Она еще глубже уткнулась лицом в ковер и попыталась зарыться в него, вцепившись в ворс ногтями.

Струан неловко поднял ее и встал рядом, поддерживая. Мэй-мэй отвернулась. Он твердо взял ее за руку.

– Пойдем?

– Что? – тупо спросила она.

– Мы отправляемся на бал. – Он понимал, что это станет катастрофой и для него, и для нее. Понимал, что после этого он перестанет существовать для европейцев как член их общины и что над ней будут смеяться. Но и в этом случае он знал, что должен взять ее с собой или дух ее умрет и никогда больше не воскреснет. – Пойдем, – повторил он, и голос его дрогнул на опасной грани. Но она лишь продолжала смотреть себе под ноги, дрожа всем телом.

Он мягко потянул ее за руку, но она едва не упала. Тогда Струан мрачно сжав губы, поднял Мэй-мэй на руки. Ее тело бессильно привалилось к его груди, словно мертвое. Он понес ее к двери.

– Мы идем на бал, и точка.

– Подожди, – всхлипнула она. – Я... я... я должна, ш... ш... шляпка.

Он отпустил ее, и она вернулась в спальню. В этом платье ее раскачивающаяся семенящая походка казалась безобразной. Отныне между ними все будет уже не так, как прежде, с горечью признал Струан. Она совершила ужасную ошибку. Он должен был бы предвидеть ее, но...

Он вдруг увидел, как она метнулась к острому, как бритва, стилету, которым пользовалась при вышивании. Струан оказался рядом в тог самый миг, когда Мэй-мэй направила его себе под сердце, и ухватился за рукоятку. Острие скользнуло вдоль костяной пластинки ее корсета. Он отшвырнул нож и попытался обнять ее, но она, исступленно затараторив что-то по-китайски, оттолкнула его и стала раздирать на себе платье. Струан быстро повернул ее к себе спиной и расстегнул крючки. Мэй-мэй разорвала перед платья пополам, выбралась из него, скинула корсет и вцепилась в панталоны. Освободившись от них, она принялась топтать платье, заходясь в безумном, диком крике.

– Прекрати! – крикнул он, хватая ее в охапку, но она уперлась руками ему в грудь и с неистовой силой отшвырнула от себя. – Прекрати!

Он с размаху хлестнул ее по лицу ладонью. Она пьяно покачнулась и рухнула на кровать. Веки ее затрепетали, и она потеряла сознание.

Струан остановился на мгновение, чтобы справиться с молотом, стучавшим у него в ушах. Сорвав простыни с постели, он накрыл ими Мэй-мэй.

– А Сам! Лим Дин!

Два перекошенных от страха лица появились у сломанной двери.

– Чай – быстро раз-раз! Нет. Принеси бренди.

Лим Дин вернулся с бутылкой. Струан бережно приподнял Мэй-мэй и помог ей сделать глоток. Она поперхнулась и слегка закашлялась. Затем веки ее задрожали и открылись. Глаза неподвижно смотрели на него, не узнавая.

– С тобой все в порядке, девочка? Мэй-мэй, ответь мне!

Она словно не слышала его. Ее пугающий, застывший взгляд упал на изуродованное платье, и лицо жалобно сморщилось. Из приоткрывшихся губ вылетел стон, и она что-то пробормотала по-китайски. А Сам с круглыми от ужаса глазами заставила себя шагнуть вперед. Опустившись на колени, она начала лихорадочно собирать разбросанную одежду.

– Что она сказала? Что мисси говорит? – спросил Дирк Струан, не сводя с Мэй-мэй встревоженного взгляда.

– Дьявольские одежды огонь, масса.

– Нет огонь, А Сам. Моя комната класть. Прятать. Прятать. Ясно?

– Ясна, масса.

– Потом иди сюда.

– Ясна, масса.

Струан махнул рукой Лим Дину, отпуская его, и он тут же исчез.

– Ну же, девочка, – мягко проговорил он, напуганный неподвижностью и безумием ее взгляда. – Давай-ка мы оденем тебя в твое обычное платье. Ты должна пойти со мной на бал. Я хочу познакомить тебя с моими друзьями.

Он шагнул к ней, но она резко дернулась назад, словно изготовившаяся к обороне змея. Он замер на месте. Ее лицо исказилось, пальцы скрючились и превратились в когти. В углу рта блеснула капелька слюны. Выражение ее глаз внушало ужас.

Его вдруг охватил страх за нее. Он уже видел однажды этот взгляд. В глазах морского пехотинца за миг до того, как его мозг разлетелся в клочья. В тот первый день на Гонконге.

Он быстро вознес немую молитву Господу и собрал всю свою волю.

– Я люблю тебя, Мэй-мэй, – мягко сказал он, потом повторил это еще раз, еще и еще, медленно двигаясь через комнату. Ближе. Медленно, очень медленно. Вот он уже вырос перед ней и увидел занесенные для удара когти. Подняв руки, он нежно коснулся ее лица. – Я люблю тебя, – повторил он. Его глаза, которые он даже не пытался как-то защитить, подчиняли ее себе неиссякаемостью струившейся из них силы.

– Ты нужна мне, девочка, нужна мне.

Безумие в ее глазах сменилось болью, и она, рыдая, упала к нему на грудь. Он обнял ее и, обессиленный, возблагодарил Бога.