лачуг во влажном воздухе. Улицы были пустынны, двери домов крепко заперты. В спокойной грязной воде у берега неподвижно застыли на привязи сотни сампанов. И хотя стояли они так же тесно, как и хижины, на них не было заметно никакого движения и оттуда не доносилось ни звука.

Струан ждал в условленном месте, сразу за деревней, там, где тропинка разветвлялась надвое рядом с колодцем. Колодец был обложен камнями, и Струан пристроил на них три фонаря. Он был один, его золотые часы-луковица показывали, что назначенное время почти наступило. Он попытался угадать, откуда появится Ву Квок и его люди: из деревни, из сампанов или со стороны пустынных холмов. Или с моря.

Он устремил в море пристальный взгляд. Его глаза не уловили никакого движения, только волны лениво перекатывались. Где-то там, в непроглядной тьме, двигался в кругой бейдевинд его клипер «Китайское Облако» с командой, стоящей по боевым местам. Корабль находился слишком далеко, чтобы с него можно было наблюдать за Струаном, но достаточно близко, чтобы видеть зажженные фонари Струан приказал, что если фонари вдруг погаснут, команда должна сесть в лодки и высадиться на берег с мушкетами и абордажными саблями.

Приглушенные голоса тех нескольких матросов, которых он взял с собой, доносились с пляжа. Они ждали его у двух катеров и тоже следили за фонарями, вооруженные и готовые по первому знаку прийти к нему на выручку. Он прислушался, но не смог разобрать, о чем они говорили. Я чувствовал бы себя спокойнее, будь я здесь один, сказал он себе. В таком деле мне вовсе ни к чему лишние пары глаз. Но высадиться на берег без охраны было бы верхом глупости. Хуже того, это означало бы испытывать свой йосс. Да. Струан замер. Тишину деревни нарушило ворчание собаки. Он прислушался и напряг зрение, пытаясь разглядеть в темноте движущиеся тени. Но не увидел ни одной и понял, что собака просто рыскала по улицам в поисках пищи. Он прислонился к колодцу и постарался расслабиться, довольный, что опять вернулся на остров. Успокоенный тем, что Мэй-мэй и дети были теперь в безопасности в доме, который построили для них в Счастливой Долине.

Робб и Кулум очень толково распоряжались всем в его отсутствие. Небольшой дом с окружающей его стеной и крепкими воротами был закончен. Двести пятьдесят человек работали на его строительстве днем и ночью.

Остались недоделанными еще много мелочей, и садом пока совсем никто не занимался, но сам дом был вполне обитаем и почти полностью обставлен. Его выстроили из кирпича, с камином и дощатой крышей. В комнатах – бревенчатые потолки. Стены большей частью были оклеены обоями, но немало было и крашеных, и во всех комнатах имелись стеклянные окна.

Дом выходил фасадом на море и состоял из кабинета хозяина, столовой и просторной гостиной. К западу от него, на другом конце сада, стоял решетчатый павильон, отделенный от остальных построек. Здесь располагались комнаты Мэй-мэй и комнаты для детей, а позади них – помещение для прислуги.

Два дня назад Струан доставил Мэй-мэй с детьми и А Сам, ее аму, в дом и разместил их там. Он также привез из Кантона своего личного повара по имени Лим Дин, которому доверял, аму для стирки и девушку-помощницу по кухне.

И хотя ни один из европейцев не видел Мэй-мэй, большинство из них были уверены, что Тай-Пэн уже перевез свою любовницу в первое постоянное жилище на Гонконге. Одни понимающе ухмылялись и перемигивались друг с другом, другие порицали его из зависти. Но своим женам ни те, ни другие не говорили ни слова. Придет время, когда и они захотят привезти на остров своих любовниц, поэтому все молча соглашались, что чем меньше об этом разговоров, тем лучше. Те жены, которые подозревали своих мужей в неверности, не показывали вида: они ничего не могли с этим поделать.

Струан остался очень доволен домом и тем, как шло строительство пакгаузов и фактории. А также результатами своей показной холодности к Кулуму. Кулум тайно сообщил ему, что Брок уже сделал первую осторожную попытку сблизиться с ним и что Уилф Тиллман приглашал его на борт роскошного плавучего склада Купера-Тиллмана, где щедро угощал его и всячески обхаживал.

Кулум рассказал, что разговор шел о торговле, о том, что будущее Азии целиком зависит от сотрудничества, особенно между представителями англосаксонских рас. Он добавил, что на ужине присутствовала Шевон и что она была обворожительна и жизнерадостна.

Из воды выпрыгнула рыба, на мгновение повисла в воздухе, потом плюхнулась обратно. Струан замер, напряженно прислушиваясь. Затем вновь расслабился и вернулся к своим размышлениям.

Шевон была бы подходящей женой для Кулума, бесстрастно рассуждал он. Или для тебя самого. Да. Из нее бы вышла прекрасная хозяйка, и она могла бы стать интересным дополнением к тем банкетам, которые ты будешь давать в Лондоне. Для лордов, леди и членов парламента. И министров Кабинета. Наверное, тебе стоит купить для себя титул барона? Твоих денег хватит на десяток таких титулов. Если «Голубое Облако» придет домой первым. Или вторым, даже третьим – лишь бы он благополучно добрался до лондонского порта. Если торговля в этом году закончится удачно, ты сможешь позволить себе и графский титул.

Шевон достаточно молода. Она принесет тебе небесполезное приданое и интересные политические связи. Но как же быть с Джеффом Купером? Он безумно любит ее. Однако, если она откажет ему, это уже его проблемы,

А что с Мэй-мэй? Закроет ли тебе жена-китаянка доступ в святая святых лондонского света? Безусловно. Она значительно снизит твои шансы на успех в этой игре. Значит, забудь об этом браке.

Вращаться в английском свете без подобающей твоему положению жены немыслимо. Высокая политика большей частью вершится в роскошных гостиных на частных приемах. Тогда, может быть, дочь лорда, или графа, или члена Кабинета? Подождать до дома, там видно будет, а? Времени у тебя много.

А много ли?

Где-то среди сампанов надрывно залаяла собака, потом лай сменился визгом, когда на нее набросились другие. Шум собачьей драки не на жизнь, а на смерть то затихал, то становился громче, потом прекратился совсем. И вновь – тишина, нарушаемая лишь сдавленным урчанием, возней и клацаньем зубов в темноте: победители принялись за дележ добычи.

Струан наблюдал за сампанами, стоя спиной к фонарям. Он заметил одну движущуюся тень, затем другую, и вскоре весь молчаливый отряд китайцев, отобранных для Струана, покинул плавучую деревню и собрался на берегу. Он увидел Скраггера.

Струан спокойно ждал, небрежно держа в руке пистолет, и всматривался в темноту, пытаясь отыскать глазами Ву Квока. Китайцы неслышно приблизились по тропинке, ведущей из деревни. Скраггер благоразумно держался в середине. Пираты остановились у колодца и уставились на Струана. Все были молоды, двадцати с небольшим лет, все в длинных черных рубашках и черных штанах, на ногах сандалии на ремешках; большие, как у кули, шляпы скрывали их лица.

– Чудный вечерок, Тай-Пэн, – тихо произнес Скраггер. Он держался настороже и был готов отступить в любую минуту.

– Где Ву Квок?

– Он приносит свои вроде как извинения, только он сегодня сильно занят. Здесь вся сотня Выбирай давай, да и разойдемся, а?

– Скажи им, пусть разобьются на десятки и разденутся.

– Разденутся, ты сказал?

– Да. Всем раздеться, клянусь Богом!

Скраггер, моргая, недоуменно глядел на Струана. Потом пожал плечами, вернулся к своим людям и тихо проговорил что-то по-китайски. Китайцы негромко затараторили, встали группками по десять человек и разделись.

Струан сделал знак первому десятку, и они пошли к свету. Из некоторых групп он выбрал по одному человеку, из других двух или трех, из некоторых ни одного Он выбирал с предельной тщательностью, понимая, что набирает особый отряд, который станет острием его броска к сердцу Китая. Если он сумеет склонить их на свою сторону. Тех, кто опускал перед ним глаза, он исключал сразу же. Проходил и мимо тех, чьи косички были неухоженными и грязными. Слабые телом тоже в расчет не принимались. Те, чьи лица были испещрены отметинами оспы, пользовались предпочтением – Струан знал, что оспа была бичом моряков на всех морях, а человек, переболевший этой болезнью и оставшийся в живых, становился невосприимчивым к ней, сильным и хорошо знал цену жизни. Отдавал он предпочтение и тем, у кого замечал хорошо зажившие ножевые раны. Те, кто не стеснялись своей наготы, заслуживали его одобрение.