ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск бригадному комиссару Масловскому. Одновременно сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнесся подозрительно, не приняв его во внимание. Я лично твердо также не был убежден в правдивости сообщения солдата Лискова, но все же вызвал комендантов участков и приказал усилить охрану госграницы, выставить специально слухачей к р. Буг и в случае переправы немцев через реку уничтожить их огнем. Одновременно приказал, если что-нибудь подозрительное будет замечено (движение какое-либо на сопредельной стороне), немедленно докладывать мне лично. Я находился все время в штабе.
Коменданты участков в 1.00 22 июня доложили мне, что ничего подозрительного на сопредельной стороне не замечено, все спокойно. Ввиду того что переводчики в отряде слабые, я вызвал из города учителя немецкого языка, отлично владеющего немецким языком, и Лисков вновь повторил то же самое, то есть что немцы готовятся наступать на СССР на рассвете 22 июня 1941 г. Назвал себя коммунистом и заявил, что прибыл специально предупредить по личной инициативе. Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что это немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена.
Начальник 90-го пограничного отряда майор
РГВА, ф.32880, оп.5, д.279, л.2. Копия».
В книге М.И.Бурцева сообщаются некоторые дополнительные подробности произошедшего:
«21 час. В районе Сокаль на нашу сторону переходит немецкий солдат 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии рейха Альфред Лисков. Он называет себя коммунистом, рабочим из Мюнхена. Первые его слова — 'Война! Война!' А затем, сославшись на своего командира роты, лейтенанта Шульца, солдат заявляет начальнику нашего погранотряда, что немецкая армия начнет войну против Советского Союза в 4 часа утра 22 июня. Информация немедленно пошла по проводам — снизу вверх. Но, не дожидаясь команды и предчувствуя беду, начальник отряда, майор М.С.Бычковский, распорядился подготовить к взрыву мост у города Сокаль и усилить охрану других мостов через Западный Буг. С утра все и началось. Одной из первых приняла на себя удар всех гитлеровских родов войск 11-я застава. О том, как сражались ее бойцы, свидетельствует лаконичная штабная справка из архива погранотряда: 'Никто из бойцов и командиров 11-й заставы в комендатуру и отряд не явился. Весь личный состав заставы погиб…'»[456]
Хрущев повторяет историю германского перебежчика в воспоминаниях, но почему-то «забывает» сказать, что сообщение перебежчика было проигнорировано. Как это часто происходит с хрущевскими мемуарами, почти всегда предназначенными для обслуживания каких-то личных целей их автора, данная версия тоже оказывается неправдивой либо из-за сознательного искажения событий мемуаристом, либо вследствие провалов памяти. Так или иначе Хрущев не был очевидцем событий, и сообщаемые им «факты» представляют собой сведения из вторых-третьих рук:
«Солдат перебежал с переднего края. Его допрашивали, и все называвшиеся им признаки, на которых он основывался, когда говорил, что завтра в три часа начнется наступление, описывались логично и заслуживали доверия. Во-первых, почему именно завтра? Солдат сказал, что они получили трехдневный сухой паек. А почему именно в три часа? Потому что немцы всегда избирали в таких случаях ранний час. Не помню, говорил ли он, что было сказано солдатам именно о трех часах утра или они узнали это по 'солдатскому радио' которое всегда очень точно определяло начало наступления. Что нам оставалось делать?»[457]
Беседуя с писателем Константином Симоновым, маршал И.С.Конев (1965) высказал свое мнение по поводу расстрелянных полководцев:
«Изображать дело так, что если бы эти десять, двенадцать, пять или семь человек не погибли бы в тридцать седьмом — тридцать восьмом годах, а были бы во главе армии к началу войны, то вся война выглядела бы по-другому, — это преувеличение».[458]
Сам Симонов, похоже, разделял точку зрения Конева:
«Ответить на то, кто из погибших тогда людей как воевал бы с немцами, как мы и в какой бы срок победили бы немцев, будь живы эти люди, — все это вопросы, к сожалению, умозрительные. В то же время существует факт непреложный, что те люди, которые остались, выросли в ходе войны и оказались у руководства армией, именно они и выиграли войну, находясь на тех постах, которые они постепенно заняли».
Хрущев сам несет ответственность за уничтожение многих командиров Киевского военного округа. Вот один из документов, подписанных Хрущевым в марте 1938 года, который цитирует Д.А.Волкогонов:
«Постановление Военного совета Киевского военного округа о состоянии кадров командного, начальствующего и политического состава округа..
1. В результате большой проведенной работы по очищению рядов РККА от враждебных элементов и выдвижения с низов беззаветно преданных делу партии Ленина — Сталина командиров, политработников, начальников — кадры командного, начальствующего и политсостава крепко сплочены вокруг нашей партии, вождя, народов тов. Сталина и обеспечивают политическую крепость и успех в деле поднятия боевой мощи частей РККА…
3. Враги народа успели немало напакостить в области расстановки кадров. Военный совет ставит как главную задачу — до конца выкорчевать остатки враждебных элементов, глубоко изучая каждого командира, начальника, политработника при выдвижении, выдвигая смело проверенные, преданные и растущие кадры…
Командующий войсками Киевского военного округа командарм второго ранга
Член Военного совета, секретарь ЦК КП(б)У
По словам Волкогонова, Тимошенко, Смирнов и Хрущев далее сообщали, что «в итоге беспощадного выкорчевывания троцкистско-бухаринских и буржуазно-националистических элементов» на 25 марта 1938 года произведено следующее обновление руководящего состава округа:
«По штату
Опровергая досужие домыслы, прозвучавшие с трибуны XX съезда КПСС, маршал Жуков пишет:
«Говорят, что в первую неделю войны И.В.Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил свое выступление В.М.Молотову. Это суждение не соответствует действительности. Конечно, в первые часы И.В.Сталин был растерян. Но вскоре он вошел в норму и работал с большой энергией, правда, проявляя излишнюю нервозность, нередко выводившую нас из рабочего состояния».[459]
И.В.Пыхалов, посвятивший отдельную главу своей книги «Великая оболганная война» («Впадал ли Сталин в прострацию?») разбору различных слухов, доказывает: никаких объективных и обладающих доказательной силой свидетельств, подтверждающих, что Сталин впадал в прострацию в первые недели войны, нет.[460]
Как указывается в книге «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК»,
«29 июня 1941 года, т. е. через неделю после начала вторжения, вышла Директива Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей»
30 июня 1941 года было принято решение о создании Государственного Комитета Обороны во главе со Сталиным:
«Постановление Президиума Верховного Совета СССР, Совета народных комиссаров СССР и Центрального комитета ВКП(б) от 30 июня 1941 г.
Ввиду создавшегося чрезвычайного положения и в целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, Президиум Верховного Совета
