Привести в исполнение приговор оказалось нелегко. На руках девушки багровели огромные синяки, оставленные руками сестры Юфимии, которой пришлось крепко держать Мириэл. Правда, сама Юфимия тоже теперь прихрамывала, поскольку Мириэл при попытке вырваться несколько раз лягнула монахиню. Ее волосы сожгли на огне, актом очищения изгнав из монастыря дух дьявола.

– Мужчина перебрался в гостевой дом, – добавила Адела, быстро глянув через плечо. Шарканье Юфимии становилось громче. – Он просил передать тебе, что завтра уходит и желает тебе всего наилучшего.

– Уходит! – в панике вскричала Мириэл. – Но он же еще не поправился!

– Тсс, не кричи! – Адела взволнованно взмахнула рукой. – Мать Хиллари сказала, что он должен уйти как можно скорее. Это все, что я знаю. – Она пошла к выходу, где возле двери как раз появилась Юфимия.

Мириэл бросила на наставницу ледяной взгляд, потом повернулась к ней спиной и, преклонив колени перед распятием на голой белой стене, стала молиться. Юфимия пристально посмотрела на нее, выпихнула Аделу из кельи и, со стуком закрыв дверь, задвинула засов.

Мириэл выпустили из заключения уже за полночь, и она вместе с остальными монахинями сразу лее прошла в часовню на ночное богослужение. К этому времени она так замерзла, что не чувствовала ни рук, ни ног. Слова священника она пропускала мимо ушей, повторяя тексты псалмов по памяти. Ее дыхание клубилось в воздухе белым паром, и с каждым выдохом она отсчитывала время, оставшееся до завтрака. В трапезной она хоть поест горячей жидкой каши и погреется у очага, думала девушка. Николас уедет, а она так и будет гнить в этом постылом безрадостном мире.

Эта мысль не давала ей покоя на протяжении всех нескончаемых часов богослужения. Сестра Юфимия, заметив, что внимание Мириэл рассеянно, полоснула ее хлыстом по пальцам, но, скованная холодом, девушка даже не ощутила боли. Глядя на вздувающиеся рубцы, она подумала про свои отрезанные волосы и двухдневное заточение и приняла решение, которое уже давно зрело в ее голове.

Вскинув подбородок, она стала вторить священнику более твердым и звонким голосом, чем вызвала недоумение на лицах других послушниц, но, сосредоточенная на собственных мыслях, Мириэл не замечала обращенные к ней удивленные взгляды.

Ночная служба подошла к концу, и женщины, покинув часовню, отправились мыть руки и готовиться к завтраку. В трапезной Мириэл с трудом удержалась от того, чтобы с жадностью не наброситься на еду – жидкую овсяную кашу. Она вела себя чинно и скромно, с почтением внимая сестре, читавшей вслух поучение из Евангелия от Матфея. Мириэл знала, что остальные монахини строят домыслы относительно нее, задаются вопросом, неужели она и впрямь наконец-то образумилась. По тому, как на нее поглядывали в часовне, девушка заключила, что одни сочувствуют ей, другие глубоко удовлетворены тем, что она понесла столь жестокое наказание. Обитательницы монастыря еще не подозревали о том, какую новую пищу для разговоров и кривотолков они получат к концу дня.

После завтрака монахини принялись за свои обязанности, а Мириэл призвали в покои настоятельницы, где ей пришлось выслушать очередное наставление о необходимости употребить свою энергию на то, чтобы стать достойной монахиней и не навлекать позор и дурную славу на себя и весь монастырь.

– Я постараюсь, обещаю, – ответила Мириэл, надеясь, что убедительно изобразила голосом раскаяние. Для пущего эффекта она стояла опустив голову и не поднимая глаз.

Настоятельница с сомнением посмотрела на нее.

– Хотелось бы надеяться. Возможно, отец Гандалф был излишне строг с тобой, но ты нарушила одно из самых важных правил устава.

– Да, матушка, я знаю. И очень сожалею об этом. – Мириэл не кривила душой. Она ни за что бы ни сняла плат перед Николасом, если б знала, какими неприятностями ей это грозит.

Черты матери Хиллари смягчились.

– Я верю тебе. Мне всегда очень горько, если приходится наказывать кого-то из своих дочерей. – Она положила руки на стол, чтобы подчеркнуть важность своего следующего заявления. – Наш гость сегодня утром покидает нас, так что больше соблазн не будет стоять на твоем пути, и это только к лучшему. Я тоже была когда-то молода и вполне допускаю, что девушке, недавно ступившей на стезю послушничества, трудно устоять перед чарами привлекательного мужчины.

Мириэл почувствовала, как кровь приливает к шее и к липу, но в силу более сложных причин, чем предполагала настоятельница.

– Его ты больше не увидишь, дитя мое. Я прямо сказала ему об этом, и, к его чести, он согласился со мной.

– Да, матушка Хиллари, – кротко молвила Мириэл, не поднимая глаз, чтобы не выдать себя.

– Вот и хорошо. Я рада, что мы нашли общий язык. Остаток дня ты проведешь в лазарете с сестрой Маргарет. Она будет готовить на зиму настой от простуды, и ей понадобится помощь.

После того как настоятельница позволила ей удалиться, Мириэл отправилась через двор на монастырскую кухню. Она шла быстро, но без излишней торопливости, поскольку вовсе не желала получить нагоняй за поспешность. На кухне она взяла хлеб и сыр, сославшись на сестру Маргарет, якобы просившую их для лазарета, потом, убедившись, что за ней никто не наблюдает, заскочила в гостевой дом. Николаса там уже не было, но она, бросив взгляд на тропинку, увидела его у монастырских ворот. Теперь уже в темном походном плаще и капоре он разговаривал с привратницей, опираясь на крепкую палку с железным наконечником.

Мириэл бегом вернулась в гостевой дом, схватила с кровати Николаса одеяло, которое он аккуратно сложил перед уходом, и, развернув его, накинула на плечи вместо плаща. Взяв льняной чехол от валика, служившего подушкой, она сунула в него хлеб и сыр.

Покинув дом для гостей, Мириэл обогнула здание уборной и поспешила в монастырский сад. К яблоням и грушам были приставлены лестницы – шел сбор позднего урожая. Мириэл подобрала с земли несколько менее помятых плодов, бросила их в чехол, затем подтащила одну из лестниц к стене сада и привалила ее к шероховатому камню так, чтобы ножки устойчиво сидели в рыхлом грунте. У девушки гулко стучало сердце, страх побуждал действовать быстрее. Вот-вот ее кто-нибудь увидит. Того и гляди сестра Юфимия сдернет ее со стены и изобьет до полусмерти своим ивовым прутом.

Карабкаясь по лестнице, Мириэл наступила на широкий подол платья и едва не рухнула вниз. Она