— Хочешь ли ты еще что-нибудь сказать. Умнейший?
Старик взглянул на нее исподлобья и медленно поводил головой из стороны в сторону. Он подчинялся.
Во взгляде Хранительницы светилось торжество.
— Аконтий сказал. Таково и мое мнение. Что решите, люди? Быть по сему? Одобрительный гул.
— Говорят, что когда-то очень давно и не здесь был занятный обычай, — пробормотал Умнейший, повернувшись к Леону. — Каждый умник, явившийся на сход с предложением изменить заведенный порядок, должен был иметь веревку на шее. Чтобы, значит, быстро и без накладных расходов удавить умника, если его предложение не будет принято. Хорошо, что здесь до этого еще не додумались.
В толпе, запрудившей площадь, образовались течения и прорехи. Судача, расходились люди — по домам, к привычным делам, которым не меняться еще тысячу лет, если подгадит Нимб, а если не подгадит — то никогда. К Умнейшему никто не подошел — зачем усугуб лять огорчение старика бесполезными потугами утешения? Одна Хранительница посчитала нужным походя бросить несколько слов:
— Не ждал отказа? Что ты теперь придумаешь, Зигмунд?
Умнейший не ответил и выглядел удрученным. Вздернув подбородок, прошла мимо Кларисса, бывшая любовь. Ушли и гонцы. На площади остались лишь несколько возбужденных многолюдством собак, но и они, побегав и полаяв, вскоре мирно улеглись в тени Четверонога.
— Плохи дела, — проговорил Леон, маясь. — Они так ничего и не поняли. Никто из них не видел Железного Зверя…
Старик неожиданно подмигнул ему.
— Бенефис прошел нормально, только этого мне и надо было. А на остальное я, по правде сказать, не рассчитывал… вот так, сразу. Не нужно давить недозрелый прыщ — это больно и бесполезно… — короткий дребезжащий смешок неприятно резанул Леона. — Подождем, глядишь, что-нибудь и придумаем. Жаль, времени нам не отпущено долго думать.
— Не знал, что тебя зовут Зигмунд, — сказал Леон. — Вообще не знал, что существует такое имя.
В нескольких шагах десятка полтора стрелков (среди них, по настоянию Умнейшего, и гонцы, доставившие Леона в Город), стоя в ряд у проведенной на земле черты, под неотступными взглядами кучки восхищенных мальчишек который час упражнялись в стрельбе по мишеням. С шумом выдыхали, тараща выпученные глаза на багровых лицах. Тонко свистели оперенные стрелки. Мишени, вырезанные из свежих, еще не затвердевших листьев кровельного дерева, изображали детенышей Железного Зверя в натуральную величину.
— Это очень древнее имя, — ответил старик. — Я ведь Умнейшим стал недавно, лет двадцать всего, а до этого меня, если хочешь знать, Неприкаянным звали, а до того — Грубияном, а еще раньше — Чудаком или Немым… Повидал на своем веку кое-что, не спорю. Весь Простор за одну жизнь не обойдешь, а я все же постарался. Уходил на Север переходов на сто пятьдесят, оттуда до края Простора еще почти столько же, только люди там уже не живут. И на Юг ходил, и на Восток…
Леон удержал рвущийся с губ вопрос — понятно было, что старик сам не прочь поговорить. Когда вещает старость, дело молодости — сидеть и слушать. И детям передать, если говорит Умнейший.
— С яйцеедами жил долго, — помолчав, продолжал старик. — Давно это было, а теперь мне уже не по возрасту по скалам скакать. Гнилоедов видел, только гниль они не едят, сказки это. Манноедов видел — те древесной манной питаются, растут у них на Юге манные деревья. Всех видел… — Умнейший опять долго молчал, видимо, вспоминая прошлое. — Странные люди, странный мир. У вас практически отсутствует грубость в отношениях друг с другом, не говоря уже о насилии, но нет и излишней вежливости. Я только здесь понял, что вежливость — оружие страха… Нет войн, но нет и средств, чтобы себя защитить, и нет воинов. Ты хоть понимаешь, что такое воин? Здесь повсюду примерно одно и то же, с местными вариациями. Поразительный мир, особенно для чужака.
— Почему — для чужака? — удивившись, сорвался Леон, лишь много позднее поняв, что Умнейший ждал этого вопроса.
— Все мы здесь чужаки, только в разной степени. Я больше, чем другие, потому что был рожден на Си-ринге… Впрочем, об этом после. Лучше скажи-ка мне: откуда, по-твоему, люди пришли на Простор?
— Прежде люди жили на Великом Нимбе, не зная горя и болезней, потом один человек по имени Акаэм полюбил неживое и сказал другим: возьмем неживое, потому что оно не убежит от нас, и сделаем живое неживым…
— Достаточно. Ты вправду в это веришь?
— То, что традиционная Быль о Сошествии с Нимба не более чем сказка, известно даже детям. А Быль Истинная? — Леон пожал плечами. — Кто может сказать, что такое Истина? Где она? И надо ли ее знать? Быть может, она лишь повредит людям.
— Ото! — Умнейший фыркнул. — Да ты, оказывается, философ.
— Парис философ, а я только охотник.
— Мне приходилось бывать в деревнях, где ни де ти, ни взрослые уже не считают эту вашу Быль сказкой…
— Не так, не так! — закричал Леон, вскакивая. — Спокойнее, ногу назад отставь. В трубку с силой не вцепляйся, держи легко, а то рука дрогнет и выстрел обязательно сорвешь. Прости, — повернулся он к Умнейшему. — Не сдержался. Этому обалдую только бы тяжести таскать.
— Ты меня выслушаешь или нет? — спросил Умнейший, кривя запавшие губы. — Ах, все-таки выслушаешь? Я рад. Можешь не извиняться, только сядь и молчи… Так вот, ваши пращуры явились сюда из места, куда более отдаленного, чем заурядное планетное кольцо из обломочного материала, которое вы зовете Великим Нимбом. Ваш календарь Нимба совершенно бесполезен и не имеет никакого отношения к планетному кольцу. Я знаю только одну планету, где в году триста шестьдесят пять с четвертью дней… да и кто ее не знает. Без сомнения. Простор — старая земная колония, по-видимому, еще довоенных времен, стало быть, потомки переселенцев с Земли живут здесь не менее тысячи двухсот и не более тысячи пятисот лет. Правда, сначала меня сильно озадачил заявочный буй землян на орбите…
Леон заморгал: Умнейший снова нес околесицу. Какой еще буй? Какие земляне? Сдает старик…
— Земля — это другое название Нимба, — сообщил он.
— А болван — другое название дурака, — парировал Умнейший. — Впрочем, прости и не обижайся. Откуда тебе знать? Лет сорок назад здесь еще была старенькая обсерватория — помню, когда провалился пол, последнему наблюдателю выбодало глаз окулярной трубкой… Вот он — знал. А что вам? Спутник на стационарной орбите — просто лишняя звездочка, кому это интересно? Ленивые люди рая… протяни руку — фрукт висит, протяни другую — овощ, дичь едва ли не сама под выстрел идет, а на драконов охотитесь из спортивного интереса, без них бы расчудесно обошлись. Ты посмотри на этих: полдня всего упражняются, не ахти какая работа, а им уже отдохнуть хочется. Я иногда просто не понимаю, почему вы еще не выродились в жвачных животных. Может, ты понимаешь? Ах, ну да, конечно — состязания,
Хранительницы Знаний, фольклор, поэзия, то-се, описательные науки, абстрактная философия опять же процветает…
— У нас не процветает, — возразил Леон, вспомнив Париса.
— В одной деревне мне показали обломки, — проигнорировал его реплику Умнейший. — Я уверен, что это был примитивный флайдарт боевого назначения. Четвероног ваш уникальный — просто-напросто посадочные лапы корабля заурядного размера, впоследствии разобранного для насущных нужд или разрушившегося естественным путем. В то, что корабль был один, — не верю. Просто от других не осталось и этого — убежден, что они были разделаны на металл еще первым-вторым поколением переселенцев. Видимо, переселенцев изначально было несколько групп, или они разделились вскоре после высадки и воевали друг с другом. Легенды об этом периоде вашей истории всем известны и вряд ли достоверны. Полагаю, впрочем, что период войн не был слишком уж продолжительным. За перемирием последовал тысячелетний мир, а почему — этого я долго не мог понять. Люди, что ли, другие? — Старик снова