гораздо больше самого Вадима, — презрительно оттопыривая губки, обратилась к Никсу его соседка, баронесса Тони.

— Скажите, пожалуйста, что особенного сделал этот матрос, что его надо так чествовать? — вторил ей её братец, щуря на Капитоныча маленькие глазки.

— Уж не говорите! Папа иногда любит оригинальничать, — небрежно проронил Никс, пожимая плечами.

— Я не пойду чокаться ни за что… с солдатом, — пролепетала Тони.

— Я тоже, — отозвался её брат.

— И напрасно, — послышался взволнованный голос Левушки. — Неужели и ты, Никс, не пойдешь? Ведь ты-то знаешь, что сделал Капитоныч! Ты же знаешь, что, когда папа вел судно во время бури и «Аспазия» начала тонуть, он приказал спустить шлюпки и разместиться в них всей команде. Сам же решил погибнуть вместе с кораблем. А Капитоныч остался с ним и спас папу, когда он был уже на краю гибели…

Но ни Герман, ни Тони, ни Лина не слышали ничего из этой горячей речи.

— Смотрите, смотрите, что он делает, ваш дикарь?.. — прошептала Лина, прикладывая одною рукой к глазам лорнетку, а другою дергая за рукав Никса.

— И ваша очаровательная сестрица помогает ему, кажется? — насмешливо вставил Герман.

Лина вспыхнула.

— Моя очаровательная сестрица отвыкла от хорошего общества в своем медвежьем углу. Эта провинция страшно дурно влияет на людей, — произнесла она надменно.

Базиль Футуров едва удержался от смеха, а Любинька не выдержала и Фыркнула по свойственной ей смешливости. И снова все внимание молодежи сосредоточилось теперь на Диме и его соседке. Действительно, там происходило нечто достойное внимания.

Зоя Федоровна Ганзевская, Дима и Капитоныч с оживленными и сосредоточенными лицами что-то суетливо делали под прикрытием стола. Но как ни старались они произвести задуманную ими операцию незаметно, Никс, Лина и братец с сестрицей фон Таг не могли не заметить, как с тарелки Димы исчезла сначала добрая часть рыбы, а затем с тарелки Зои Федоровны — прекрасная порция цыпленка. Наконец Зоя Федоровна протянула руку к вазе и, взяв оттуда сочное, спелое и красивое яблоко и два ренглота, передала их Диме, в то время как Капитоныч тщательно заворачивал что-то в бумагу, которую Дима достал из кармана.

— Ба! Да это пахнет тайной, даю голову на отсечение! — протянул Герман, и его маленькие глазки загорелись любопытством.

Между тем обед подходил к концу. После мороженого и десерта снова шумно задвигались стулья и гости направились из столовой: мужчины курить и пить кофе в кабинет хозяина, а дамы — в гостиную хозяйки.

Петр Николаевич подхватил под руку Капитоныча и увлек его за собою в кабинет.

Юлия Алексеевна слегка обняла за плечо Зою Федоровну и увела ее к другим дамам, разместившимся в кружок, на мягких диванах и креслах в гостиной. Уходя, Ганзевская успела шепнуть Диме:

— Как жаль, что мне не удастся посмотреть на вашу маленькую подругу, о которой мы проболтали весь обед.

— Ничего. Я постараюсь познакомить вас с Машей, когда немного стемнеет, и все займутся танцами, — также тихо ответил он своей новой знакомой, с которой чувствовал себя совсем свободно и хорошо, так же хорошо и свободно, как и со старым Капитонычем.

Ганзевская кивнула своей рыжей головкой и присоединилась к остальному обществу.

Дима же с набитыми карманами незаметно выскользнул из комнаты и бросился в сад по направлению к беседке. Если бы ему пришло в голову оглянуться назад, он бы мог увидеть, как небольшая группа молодежи, очевидно, заранее сговорившись, последовала за ним в некотором отдалении по садовой аллее.

Впереди всех, под руку с Линой торжественно выступал барон. За этой парой шел Никс с баронессой Тони.

Шли они не молча и темой их разговора была нищенка, подруга Димы.

— Тсс… — шепотом удержал своих спутников Никс. — Тсс… мы уже у цели. Вот и беседка. Очевидно, девчонка уже там, потому что наш милейший Вадим скрылся в дверях. Теперь надо притаиться, а то…

И Никс первый бросился за куст шиповника, почти у самой беседки.

— Ты здесь, Маша?

— Димушка!

— Ты проголодалась, должно быть, бедняжка? Ну, кушай скорее… Вот я тебе принес… — И Дима спешно стал опорожнять свои карманы и раскладывать на грубо сколоченном столе беседки захваченные для маленькой подруги яства.

Маша, сверкая загоревшимися от удовольствия глазенками, уничтожала столь редкостные для неё вещи.

— Вкусно, ах, как вкусно! — причмокивая языком проговорила она, лукаво поглядывая на Диму. — Спасибо тебе…

Она не договорила. Перед нею в дверях беседки показалась высокая, худая фигура барона. Из-за его спины выглядывали: Никс, Лина и Тони.

Дима тоже сразу заметил непрошенных гостей и весь затрясся от гнева.

— Подсматривали?.. Подсматривали? Ах, как это благородно! — глухо проронил он.

— Ай, он драться хочет! — взвизгнула не своим голосом Тони, заметив энергичное движение Димы вперед, и первая попятилась к выходу.

— Милый Вадим, не надо сердиться… — пела Лина. — Уверяю вас, мы не намерены были подсматривать или подслушивать. Мы просто вышли в сад и случайно очутились тут…

Но Дима ее и не слушал даже. Стиснув кулаки, он шагнул по направлению к барону.

— Стыдно подслушивать… Стыдно… — процедил он сквозь зубы, блеснув на него недобрым взглядом исподлобья.

Фон Таг струсил не на шутку и стал пятиться к двери.

— Драться с вами не стану, Вадим, я не из тех босяков…

Он не договорил. Приближаясь к выходу, барон поскользнулся у порога и грохнулся об пол.

Это случилось так неожиданно, что в первую минуту все застыли на месте. Но вот Маша опомнилась первая и громко и весело расхохоталась.

— Ха-ха-ха! Чудной какой!

— Дура! — сердито буркнул на нее, поднимаясь с пола, Герман.

В ту же минуту к нему подскочил Дима.

— Не смей! — крикнул он повелительно, — слышишь? Не смей! Не смей называть ее дурой… Сам…

— Дима, опомнись, что ты говоришь? — выступил державшийся позади барышень Никс.

— Не твое дело! Молчи! — резко оборвал его Дима.

— Дикарь, мужлан! От такого всего можно ожидать! — говорил Никс, когда обе пары, возмущенные и негодующие, снова углубились в аллею, по направлению к дому.

В эту минуту тихие, нежные, ласкающие звуки вальса послышались из раскрытых окон дома.

— Танцевать, mesdames et messieurs! Танцевать! Кавалеры, приглашайте своих дам! — кричит