— О, не смотрите на меня так сурово! — всплеснув тонкими ручками, шепнула незнакомка при виде действительно нахмуренных бровей и сердитых взглядов Димы. — Право же, я сама не в лучшем положении, нежели вы!..

Это последнее восклицание дышало такой искренностью, что Дима сразу преисполнился доверия к ней.

— Пожалуйста, пожалуйста… — буркнул он, выступая, наконец, из своего убежища — Я… я…

Он не договорил, потому что рыженькая незнакомка протянула ему руку и повлекла его за собою в столовую, куда уже вошли последние пары…

И в эту самую минуту Дима вспомнил про Капитоныча.

— Виноват, — обратился он вдруг к своей «даме». — Должен предупредить вас, что рядом с нами будет сидеть… старик… Капитоныч… отставной матрос… если вам неудобно то…

Но рыжеволосая особа только весело рассмеялась в ответ.

— Кто вам сказал, что я не хочу быть в обществе вашего друга? Чудной вы мальчик! Ведь Капитоныч, если не ошибаюсь, тот бравый старик в матросской куртке с медалями и крестами на груди, который вон там стоит в нерешительности у дверей. Но ведь можно только гордиться таким почтенным, заслуженным соседом!

И новая собеседница Димы неожиданно побежала к порогу столовой, у которого, действительно, топтался в нерешительности старик, и проговорила глубоким нежным голосом:

— Вы позволите взять вас под руку и вести вас к столу?

Это было так неожиданно, что старик совсем растерялся в первую минуту. Но, взглянув в открытое ясное лицо незнакомки, в её приветливо светящие глаза, невольно покорился ей, принял её руку и позволил ей провести себя в столовую.

Дима шел за ними, довольный благоприятно складывающимися обстоятельствами.

— Ну-с, мы устроимся на «детском» конце стола, — командовала незнакомка, усаживая подле себя с одной стороны Диму, а с другой Капитоныча.

— Ей Богу же, я не надеялась уже заручиться столь симпатичной компанией! — весело, как птичка, щебетала она. — Только кого бы еще посадить с нами?

— Кого хотите, только не этих… — шепнул Дима, указывая глазами на барона Германа, его сестрицу и Лину.

— Мой милый кавалер, воздержитесь! — весело рассмеялась рыженькая незнакомка. — Лучше взгляните на меня и скажите, не находите ли вы сходства между мной и Линой?

— Сходства у вас с этой… Но почему у вас должно быть сходство с нею?

— Да хотя бы потому, что она моя родная сестра!

Ложка с супом, которую готовился уже поднести к своему рту Дима, со звоном упала обратно в тарелку. Весь красный, испуганно-смущенными глазами смотрел он в светящееся лицо своей соседки.

— Сестра-а? — протянул он растерянным голосом, не желая верить собственным ушам.

— Ну да, сестра… родная сестра… конечно. Она — Магдалина Соболева, я — Зоя или Зося, как меня называет мой муж.

«Муж? — мысленно удивился Дима, — неужели она, такая молоденькая на вид, уже замужем».

Та заметила впечатление, произведенное ею на юного соседа, и продолжала:

— Ну да, разумеется. Я уже семь лет замужем, и у меня есть славный такой мальчуганчик… Мы его зовем Кроликом… Я живу зиму в провинциальном городке, а лето в имении мужа, в Царстве Польском, а сюда приехала навестить сестру и дядю Стремнинова с кузинами. И вот, как раз попала на ваш праздник вместе с сестрою.

Пока она говорила, Дима успел придти в себя от изумления. Сделанная им неловкость рассеялась понемногу, и он уже совершенно свободно слушал Зою Федоровну Ганзевскую, как отрекомендовала себя молодая женщина своему юному соседу. Видя, что она не сердится на него нисколько за пренебрежительное отношение к её сестре, Дима совсем успокоился. Теперь оба они, и Зоя Ганзевская и Дима, прилагали совместно все старания к тому, чтобы старик Капитоныч чувствовал себя вполне свободно за столом. Они наперерыв угощали его, подкладывали ему лучшие куски на тарелку, подливали вина в рюмку. Дима менее всего обращал внимания на косые взгляды, бросаемые на него «аристократическою» частью молодого общества, к которой он причислял Германа, Тони, Лину, своего брата Никса. Остальная молодежь, особенно Ни, Левушка, братья Футуровы, Любинька и Соня, тоже всячески ухаживали за Капитонычем. Они подавали ему кушанья, хлеб, вино.

Старик был польщен этим вниманием к нему молодежи. И даже косые взгляды Германа и Тони не портили его настроения.

Между тем молодой барон, занимавший, как и Никс, разговорами Лину, довольно громко выражал свое недоумение по поводу присутствия за столом наравне с самыми почетными гостями какого-то простого матроса?

— Я удивляюсь фантазии вашего папа, — говорил он таким громким шепотом, что сидевшие напротив него Капитоныч и Дима могли прекрасно, от слова до слова, слышать его. — Я удивляюсь его фантазии — приглашать за стол человека, лазившего по корабельным реям и смолившего канаты.

— И исполнявшего черную работу на корабле, — вторила ему, презрительно щурясь, Тони.

— Да, это очень стра-анно… Но я люблю все та-акое!.. — пела Лина, и вдруг, заметя направленный на нее через стол строгий взгляд старшей сестры, сконфузилась и замолчала.

— Ах, — пищала между тем юная баронесса, — если бы я знала, что придется очутиться в матросском обществе, то, то…

Слова барона долетели до ушей старого Капитоныча, несмотря на гул голосов, царивший в столовой. Старик густо покраснел и, дрогнувшей рукой поставив на стол недопитую рюмку, произнес, обращаясь к Диме:

— А что, Димушка, и впрямь мне того бы… Угостился, значит, премного благодарны за хлеб, за соль, да и на сторону… Молодые господа, вишь, обижаются. И то правда. Залетела ворона не в свои хоромы…

— Ни за что! — вырвалось горячо и порывисто у Димы. — Если вы уйдете, Капитоныч, так и я уйду. Слышали? Так из-за стола и выпрыгну…

— Милый ты мой! Кабы слыхал папенька покойный слова такие! — прошептал чуть не до слез растроганный старик.

— Господа! Прошу на минуту молчания! Я хочу произнести тост за гостя, который оказал мне большую честь своим посещением сегодня, — стуча ножом о стекло граненого бокала, наполненного шампанским, и повышая свой и без того звучный голос, вдруг провозгласил на весь стол Петр Николаевич.

И вмиг затихли, замерли голоса и смех сидевших за столом гостей.

— Господа, — продолжал после небольшой паузы Всеволодский. — Господа! Я предлагаю выпить за одного из лучших друзей этого дома, которому семья Стоградских обязана до гробовой доски. Как заботливо он оберегал своего начальника! И однажды, во время кругосветного плавания, спас даже ему жизнь, рискуя собственной. И никогда этот человек, о котором идет речь, не гордился своими подвигами, никогда не ждал и не принимал никаких наград за все свои прекрасные поступки, объясняя их долгом службы и приказанием совести. Я рад случаю, господа, позволяющему наконец, публично, среди блестящего избранного общества, среди хороших благородных людей, выразить этому человеку мое глубокое почтение и искреннее уважение и поднять мой бокал за здоровье и долголетие старого отставного боцмана Ильи Капитоновича, ура!

— Ура! — подхватили гости и с полными до верха бокалами шумно поднялись из-за стола и направились к старому матросу. Они чокались со стариком, пожимали ему руку и пили за его здоровье.

Старик был польщен и сконфужен, и смущенно благодарил «господ» за оказанное ему внимание.

Но еще больше Капитоныча был польщен Дима этим вниманием к его приятелю. Мальчик весь преобразился, глаза его горели, детски отливая улыбка не сходила у него с лица.

— Как хорошо! Как ужасно хорошо! — лепетал он, улыбаясь все тою же своей сознательно-радостной и счастливой улыбкой.

— Что это с вашим братом? Можно думать, что похвалы, расточаемые этому старику, касаются