делать? — думаю.

— Эх, забыла в ремнабор положить кусочек ножовочного полотна, говорил же мне Шурик, ничего не весит, а пригодиться может. Взяла бы сейчас и перепилила болт, запасные ведь у меня есть. Попробую сбивать гайку топором». Стучу, стучу — никак. Кильсон же в оболочке, сильно не размахнешься, да и в пространстве очка трудно манипулировать топором. Хорошо, что хоть смогла раскрыть рычаг, теперь, чтобы вытащить каркас, забираюсь внутрь каяка, ножом внутри «шкуры» перерезаю все вязки (стрингеры привязываются к шпангоутам веревочками, чтобы не слетали со штырьков, которые заменяют мне кницы), вытаскиваю стрингеры. В общем, я вытащила каркас из «шкуры» по частям, и в руках у меня оказались две трубы, две части кильсона, которые никак не хотели разъединяться из-за этого дурацкого болта.

Разобрать-то каяк я разобрала, а как потом его собирать? Фокус сборки каркаса внутри «шкуры» не пройдет. Хорошенькое дело! Сижу в центре Чукотки посреди гор в верховьях всех рек, выбирай любую для сплава, а я не могу собрать каяк.

Топором перерубить трехмиллиметровый стальной болт не получалось, тут надо было с хорошего размаху точно попасть в щель между гайкой и трубой, а я боялась промахнуться и повредить трубу.

«Брусок для заточки! Я ведь не хотела его брать тогда — такой тяжелый, но подумала: — ладно, подарок, возьму. Сейчас я им сточу резьбу и собью гайку!» Наверное, с полчаса я точила болт ниже гайки, а брусок был мелкозернистый, для тонкой заточки, и дело продвигалось медленно, зато во мне пробудились задатки хомо сапиенса, и в голову пришла разумная мысль: зачем точить резьбу, от этого слезть гайке проще не будет. Надо сточить головку болта и вынуть его с другой стороны!

Часа два я точила этот чертов болт, протачивая путь к свободе, как узник замка Иф (хоть он делал подкоп, а не пилил решетку, но именно это сравнение почему-то пришло мне в голову). От головки болта в бруске проточились борозды. Морось шла волнами, я сидела под тентом и, как древний охотник, добывающий огонь трением одного куска дерева о другой, согревалась от подобных манипуляций с бруском и трубой. Интересно, а можно ли сточить болт камнем? Скорее всего, можно, но экспериментировать не хотелось.

Наконец, болт сточился, кильсон разобрался, время приблизилось к шести, небо не прояснялось, разумнее было остаться здесь же на вторую ночевку, но труд не сделал из меня окончательно разумного хомо. Меня лихорадило от мысли: смогу ли я нести такой тяжелый рюкзак, который сейчас получится, и я стала скатывать тент. Я носила однажды рюкзак с клюквой в 37 килограммов 10 километров по шоссе, но это — по шоссе, и я не могла надеть такой груз без посторонней помощи.

Сложенную вчетверо «шкуру» каяка, с завернутыми внутрь шпангоутами, кладу под спину, по бокам рюкзака — трубы каркаса. Потом поверх запихиваю в гермомешках остальные вещи. Главное, все упаковать в один рюкзак, чтобы не было в руках «пенала». Вроде, все влезает. Тент просовываю поверх рюкзака сбоку под шнуровку, половинки весла, спиннинг и колышек-рогульку — туда же. Спасжилет пристегиваю сверху. Все! Получилось. Прощайте, костры! До свидания, хариусы!

Сажусь на еще сухую кочку на месте стоявшего тента, надеваю рюкзак, застегиваю пояс. Переворачиваюсь на четвереньки, толчок руками от земли, коленки разогнули, встали, пошли — нормально! Идется! Идти можно. «Хрясь!» — что-то треснуло слева, и рюкзак обвис — ага, пластмасса не держит, сломалась пряжка. Не беда, привязываю лямку узлом и, повторив манипуляции с надеванием, иду дальше. Жаль, теперь не так легко будет регулировать длину лямок, чтобы то разгружать, то загружать плечи.

Какое-то время вначале я шла по широким сухим галечниковым руслам, проложенным в ивовых коридорах, но такая легкая дорога вскоре закончилась. Долина, стиснутая крутыми обрывистыми горными склонами, сузилась до трехсот метров. Снова появилась вода в руслах, рановато я попрощалась с Танюрером. Видимо, речка просто временно терялась под галькой. Остовы несмытых кустов корявыми темными скелетами были разбросаны по ней. Представляю, какая «труба» тут может начаться, если сплошняком мне навстречу хлынет поток. А ведь такое здесь наверняка бывает.

Спрямляя путь, перехожу перекатики по щиколотку, вот немного замочила ногу в ботинке, но не беда, в движении тепло, ветер в спину. Дождь потихонечку усиливается, не давая мне долго расслабляться на передыхах, чуть присядешь — сразу холодно.

В одном месте опрометчиво перехожу речку, залив воду в ботинки сверху, намочив портянки, носки и низ штанов. Ерунда, легкомысленно думаю я, вымокнем — высохнем. Мне пока тепло, ведь весь день я сидела на месте, ела, а теперь иду под тяжелым грузом. Однако морось заволакивает горизонт, а река становится глубже. Ботинки — ладно, им все равно мокнуть, а вот носки и портянки… Благоразумно надеваю гидрочулки. Часто форсирую реку вброд, зато быстро иду напрямик вверх по долине. Ноги снова замерзли. Где же моя тундровая поляночка для стоянки?

Километров через 7 начались тундровые террасы долины. Поднимаюсь на пологий отрог, выхожу на сухую каменистую тундру, выискиваю среди ложбинок мягкую мохово-голубичную «лужайку», быстро ставлю тент под нестихающей моросью. Рукава незаметно промокшей насквозь штормовки противно холодят на сгибах руки. Очень сыро. Облака скрывают вершины, лохматыми всполохами лежат на горках. На крутой осыпи напротив меня, совсем низко, прозрачным тюлевым занавесом висит легкое белое облачко. Смотрю в бинокль — нет, это снег! И как он там удерживается на этаких отвесах!

Август подходил к концу, и за Полярным кругом на Чукотке валил снег. Я поняла это, почувствовав леденящее прикосновение крыши тента к спине. Давно уже отпала необходимость ставить палатку под тентом и надевать накомарник. В парашютный капрон палатки теперь я заворачиваю ноги перед тем, как залезть в пуховый спальник. Если непогода стоит несколько дней, я не могу просушить его на ветру и он постепенно теряет свои теплоизоляционные свойства. Высунув нос из спальника, я обомлела: весь тент провис под тяжестью снега, он едва-едва не касался спальника и от него веяло могильным холодом. Я лежала, точно в склепе, всеми клеточками ощущая этот холод. По-пластунски, аккуратно выбираюсь к выходу — у колышков-весел тент повыше. Промокшая вчера брезентовая штормовка колом стоит у входа. Надеваю задубевшие от льда штаны, легкую капроновую штормовку, подарок Олега, запихиваю на всякий случай спальник и пуховую жилетку в гермомешок и, бросив взгляд на промоченные вчера ботинки, покрывшиеся теперь ледяной корочкой, натягиваю на ноги гидрочулки. Полубосиком выползаю на спасработы. Все под снегом, только верхушки травок и кустарничков торчат из-под него, безветрие, низкие тучки закрывают склоны гор на высоте около 700 метров. Сыпет снег, мокрый и противный. Вот вам и «южак» — непогода, принесенная южным ветром. Я нахожусь в центральной горной части Чукотского полуострова, в истоках Танюрера. Позади 500 километров пути, впереди столько же. В поселке Биллингс должны жить люди. Теперь я уже не уверена, живут ли они там. Чукотка кажется мне совершенно необитаемой. Пенкой-сидушкой стряхиваю пласты снега с тента, подтягиваю колышки.

Залезаю внутрь домика, отогреваюсь кофе, наблюдая в дырочку окошка, как снег повалил уже огромными хлопьями. Лежу в спальнике, пережидаю непогоду. Долго ли она простоит? Просчитываю по карте скорость своего передвижения — ведь вчера за три часа вечером, вроде, неплохо прошла — около девяти километров. Если и дальше пойду с такой скоростью…

Днем потеплело, я почувствовала, что, наконец, отошли ноги. Снег перешел в дождь. От безветрия тент немного провис, на коньке крыши образовалась складочка, и с нее капала вода прямо на спальник. Я развлекалась, не вылезая из спальника, придумывая различные приспособления, оттоки для этой воды в сторону по спиннингу с оттяжкой из банки. Потом занялась более интересным делом — прикончила в пару приемов тушенку с кашей. А еще теперь я приступила к «перевальной» пайке шоколада — семи или восьми (через раз) квадратикам в день!

К вечеру снег в долине почти растаял, но дождь не прекращался, а легкий ветерок крутил, задувал с разных сторон, никак не мог выбрать для себя постоянного направления.

Утром ветер задул с севера. Выспавшись за предыдущий день, я вскочила рано, аж в полвосьмого. Вершины были окутаны снегом метров с шестисот, но в долине снег растаял, можно было отправляться дальше.

Иду вверх то каменистой тундрой у склонов гор, то галечниками среди мелких кустов у русла речки.