Начало августа. Солнце. Легкий ветерок, стук трамваев, радостные вопли детворы, цокот каблучков… Город всегда спасет от депрессии, нужно только уметь его слушать.

– Да, жить хорошо, – протянул Виктор, подставив исцарапанное, но заживающее лицо под волну свежего ветра.

– Хорошо жить еще лучше! – добавил капитан Баранов, прикуривая сигарету. – Сколько тебе здесь еще париться?

– С недельку. Гипс скоро снимут. А вы что-то хотели нам рассказать, если я не ошибаюсь?

– Да, – вставил Михаил, – мне тоже было бы интересно.

Баранов приосанился. Он, наверно, ощущал себя Шерлоком Холмсом в финале очередной истории, когда детективный водоворот рассасывается, выплевывая на поверхность разгадку. Ты разваливаешься в кресле перед камином, наливаешь бокал красного вина (или что он там пил, этот чудик с трубкой?) и принимаешься терпеливо разжевывать непонятливым зрителям нюансы дедуктивного метода. Только сейчас вместо камина и вина были скамейка в сквере городской клинической больницы и противная на вкус сигарета.

– Бастрыкин и Слизко проходили по десяткам дел, – говорил Баранов, перебирая в левой руке загадочный предмет, похожий на авторучку и зажигалку одновременно, – но на связь с тобой мы вышли просто каким-то чудом. Один стукачок на предварительном следствии раскололся, что эти сиамские близнецы пасли Червякова в тот вечер. Когда тот спьяну отпустил такси и поперся к дому пешком, они же его и грохнули, как последние суки, причем Филя долго не мог остановиться, работая булыжником. Фотографии Червякова вы видели…

Виктор грустно кивнул.

– Что касается Сергея Косилова, то это уже просто мистика. Они как будто шли по твоим следам, Виктор, не будучи с тобой связанными абсолютно ничем. Они беспрепятственно вошли в дом, навалились на хозяина, выбросили его с балкона, а потом, ничего не взяв, быстро ушли.

– Что же это было? – спросил Михаил.

– Точно уже никто не скажет – наши автоматчики постарались, мать их, – но мне кажется, что просто сработал фактор неожиданности. Они вскрыли квартиру, обнаружили Сергея, но вместо того чтобы ретироваться, как делают многие осторожные домушники, они принялись парня бить. Это наверняка Бастрыкин, придурок… Очевидно, он увлекся, как в случае с Червяковым, и когда Косилов вылетел из окна, им пришлось срочно уходить. Ну а твой друг Сергей, как выяснилось, ожидал чего-то подобного, поэтому всегда носил с собой записку.

– Угу, – сказал Виктор. – А признайтесь, вы меня в чем-то подозревали?

Баранов отвел глаза, молча стряхнул пепел сигареты в урну.

– Ну, колитесь, капитан.

– А чего тут колоться? Представь, что ты оставляешь на кухне тарелку с котлетами, уходишь ненадолго, но когда возвращаешься, тарелка уже пуста, а под столом облизывается твой жирный кот. Какие выводы ты сделаешь?

– Понятно, – улыбнулся Виктор.

– Вот именно! Ты у нас тогда просто лежал на блюде с голубой каемкой. Убит твой кредитор, который тебе угрожал буквально накануне. Потом через пару дней погибает твой близкий друг, потом… прости, царствие ей небесное… твоя жена. Ты облизывался под столом, на котором только что стояла тарелка с котлетами, и никакого внятного алиби.

– И стопроцентных мотивов тоже, заметьте. По крайней мере в случае с Сережкой.

– Ну да, здесь ты прав.

Они умолкли. Каждый думал о своем, а Баранову отчего-то взгрустнулось.

– Уйду я, наверно, из органов, – сказал он наконец, выбрасывая сигарету в урну.

– Чего так? – спросил Виктор.

– Старый стал, устаю, плохо соображаю. У меня сейчас служебное расследование идет по операции в «Лагуне». Я же там в зале чуть одного парня не потерял. Слава богу, выкарабкался, но я не думаю, что меня наградят. Знаете, в таких случаях лучше уходить самому, пока на тебя всех собак не навешали.

– А куда намереваетесь? – поинтересовался Михаил.

– Да есть предложения, я пока размышляю.

Собеседники из вежливости помолчали. Каждый из них что-то потерял в результате всей этой катавасии. Капитан подставил людей под пули и перестал видеть будущее в своей профессии, Михаил вошел в конфронтацию с серьезным противником, с которым придется и дальше ежедневно сталкиваться в стенах университета. Но наибольшие потери понес, разумеется, Виктор Вавилов. Он, наверно, не тот представитель своего биологического вида, ДНК которого следует поместить в фонд будущих поколений (как он сам о себе сказал сразу же после первой операции на коленных суставах). Но с другой стороны, такого кошмара он не заслужил. И сейчас, заштопанный, собранный заново, с забинтованной рукой и небритой физиономией, он смотрел на облака и с нескрываемым удовольствием слушал, как шумит город.

– Ты сам-то как? – спросил Баранов.

– Миша говорит, что со мной все в порядке, – улыбнулся журналист, – а я ему верю.

– Кстати! – спохватился капитан, поворачиваясь к Михаилу. – Вы, братцы, что-то хотели рассказать про ваши дела! Что там за байда с камерой?

– В другой раз! – в один голос отмахнулись «братцы». – Долго рассказывать. Вот придете потом в гости с пивом, посидим, поговорим.

– Подлецы! – Баранов встал со скамейки. – Ладно, пойду я. Приятно было видеть тебя в добром здравии, Виктор, поправляйся, набирайся сил и скорее возвращайся к общественно полезным работам. Михаил, приятно было увидеться. Всем счастливо, все свободны.

– Всего доброго! Созвонимся, как выпустят.

Они пожали друг другу руки – Виктор смог предоставить для этого только кончики пальцев, – и капитан побрел к воротам медгородка. Глядя ему вслед, Виктор почему-то вспомнил их первую встречу. Удивительно, насколько ошибочными бывают представления о людях.

– Слушай, Миш, – сказал он, – ты заметил эту штуку у него в руке?

– Конечно.

– Что это за фигня? Я все никак не могу определить, сколько ни смотрю.

– Ты тоже обратил внимание? – улыбнулся Михаил. Ему понравилось вавиловское любопытство. Значит, парень возвращается к жизни. – Понимаешь, Вить, наш добрый капитан думает, что это капсула с водой, взятой то ли из реки Иордан, то ли из ее притоков. Что-то вроде медальона-оберега. Могу ошибаться, но эту штуку ему всучила какая-то случайная женщина, как сказал бы сам Баранов, «обманным путем втершаяся к нему в доверие». Во всяком случае, никакой особой силы в этом предмете я не увидел. Скорее всего пустышка.

– Так он у нас суеверный!