Представляюсь, коротко рассказываю о перегоне совхозных оленей на Омолон и предполагаемой зимовке на озерах Ожерелья.

— Озера Ожерелья? — удивляется незнакомка. — Наши озера называются Горностаевыми.

Золотые волосы девушки свиваются кольцами и светятся нежным сиянием. Она осторожно кладет винчестер на колени и, тряхнув головой, быстрым движением поправляет пушистые пряди.

— А вы кто? — тихо спрашиваю девушку.

— Из фактории, Мария…

— Контемирская?

— Да. Откуда вы знаете?

— «Свобода, Равенство, Братство», — насмешливо декламирует Костя.

Девушка хмурится. Глаза ее сузились и блеснули, точно лезвия бритвы.

— Простите, Мария, Костя не может без шуток.

Лицо девушки оживляется. Она откладывает винчестер, удивленно поднимает на меня ясные, умные глаза и, потупившись, опускает длинные ресницы. Мимолетное, почти неуловимое выражение признательности мелькает на ее лице. Тонкие пальцы быстро перебирают и скручивают поясок узорчатой шерстяной кофты.

— Раздевайтесь… — спохватывается Мария. — Я приняла вас за беглецов.

Костя насмешливо фыркает. Я успеваю дернуть его за кухлянку, и он придерживает язык.

Девушка поспешно встает, зажигает свечу на крошечном столике и, подбросив в печурку дров, ставит греть блестящий никелированный чайник.

Снимаем меховые кухлянки и усаживаемся на мохнатой медвежьей шкуре около столика. Высокая фигура юной хозяйки с чуть угловатыми плечами отбрасывает причудливую тень на полотнище палатки. Лыжные брюки и красная шерстяная кофточка, перехваченная пояском, облегают гибкую, тонкую талию.

Мария расставляет кружки, распаковывает пачку сахара, насыпает груду печенья на эмалированную тарелку и открывает банку сгущенного молока.

— Хотите строганины?

— Очень! — откровенно признается Костя.

На Колыме это было любимое наше кушанье. В тайге пришлось полтора месяца питаться олениной, и мы давно мечтаем о свежей рыбе. Девушка выскальзывает из палатки.

— Чудо как хороша! — тихо говорю Косте.

— Уж больно тоненькая и нос поднимает…

Мария несет большого чира. Костя вежливо просит позволения очистить мерзлую рыбину. Ловко удалив якутским ножом чешую, он принимается строгать рыбу длинными стружками. Тонкими пальцами девушка подбирает розоватые стружки в миску, затем ставит строганину на стол, вытаскивает из берестяного ящичка соль и горчицу.

— Эх, горючего только не хватает! — сокрушается Костя.

Мария достает из своего волшебного ящичка объемистую фляжку. Костя осторожно принимает посудину, вытаскивает пробку и разливает в кружки рубиновую жидкость.

— Красное вино?

— Не-ет! — грозит пальчиком девушка. — Дедушкина наливка из черной смородины.

— Черной смородины?

— У нас ее много на островах Омолона. Крупная, как виноград.

Чайник кипит на печке, и Мария всыпает крутую заварку. Поудобнее располагаемся у походного столика и поднимаем кружки.

— За милую хозяйку!

— За дружбу!.. — смутившись, отвечает Мария.

Три кружки соединяются над столом. В этот миг никто еще не знал, что крепкая, верная дружба надолго соединит нас.

Снаружи палатки явственно слышится скрип полозьев.

— Нарты?

— Дедушка приехал! — радостно смеется Мария.

Около палатки рычат ездовые собаки.

— Тише, тише, Пан! — гудит густой голосище. — Назад… Да что вы, сдурели?

Собаки рвутся к палатке, почуяв чужих людей, наконец утихают, приезжий кидает им корм, отряхивает снег с одежды. Но вот полог распахивается, и в палатку с трудом втискивается высокий старик в мохнатой меховой куртке.

Он замирает на пороге, удивленно разглядывает нашу мирную компанию, освещенную ярко горящей свечой. Высокий лоб в глубоких морщинах, орлиный нос; грива седых волос, белая бородища опускается на широкую грудь. Спокойствием и грозной силой веет от богатырской фигуры седого великана.

— Что за люди?.. — Патриарх неторопливо снимает меховую куртку. Из-под нависших мохнатых бровей дед окидывает наши лица умным, старческим взглядом и вдруг ласково улыбается.

— Дедушка, это гости из оленеводческого совхоза. Оленей с Колымы на Омолон перегоняют, зимовать на Горностаевых озерах будут. — Мария отбирает у дедушки куртку, шапку, рукавицы.

— Добре, добре, хлопцы! Давненько гостей не видали, загрустила моя внученька, — гудел, как из пустой бочки, старик. — Михась Контемирский… — протянул он большую руку.

Я крепко трясу тяжелую ладонь и чувствую необычайную силу этой железной руки. Она сжимает мою ладонь сильнее и сильнее. Напрягая последние силы, я не поддаюсь сокрушающей хватке. В оленеводческом совхозе мы постоянно соревновались в рукопожатиях, но пересилить крепкого старика не могу. Не переборол тяжелой его ручищи и Костя.

— Добро, не перевелись еще молодцы! Крепкая рука — сердце верное… добродушно усмехается Михась Контемирский, усаживаясь к столу.

Мария опускается у ног дедушки, на медвежью шкуру. Широкой ладонью он гладит золотые пряди, посматривая на внучку с каким-то грустным участием.

Незаметно летит время. Пьем крепкий чай. Девушка обстоятельно расспрашивает о событиях на фронте. Последние сводки Информбюро нам привез каюр из совхоза, и мы с Костей по очереди рассказываем новости.

Мария слушает фронтовые известия с необычайным волнением. Рассказываю о польской добровольческой дивизии имени Костюшко, прорвавшей оборону гитлеровцев на границе Белоруссии. Ясные глаза девушки туманятся, и она никнет щекой к дедушкиной руке.

— Не горюй, внученька, скоро и наша Польша получит свободу.

— Скажите, Мария, Польша — ваша родина?

— Да, это моя родина, хоть и родилась я в Сибири. У меня две родины. Польшу научил меня любить дедушка, и я люблю ее больше жизни.

Глаза Марии говорят о пылком и чистом сердце, о доброй и ласковой душе. «Как попала юная полячка на Омолон? Кто ее дед?» Спросить об этом не решаюсь.

— Дедушка, вы работаете на фактории? — спрашивает Костя.

— Нет, мы с внученькой охотники, — усмехается старик. — Ловушки на горностая ставим, рыбу на озерах ловим.

— На фактории работает мой отчим, — вдруг говорит Мария.

— Посоветуйте, дедушка, где лучше разбить нам пастушеский лагерь? торопливо меняю я разговор, опасаясь нескромных вопросов Кости.

— В пуще, на берегу озера, ягельники ковром лежат, — ответил старик. — Ставьте у нашей палатки. Завтра мы ее снимем, на факторию поедем пушнину сдавать.

— Поедемте с нами, — вдруг предлагает Мария. — Дорогу на факторию узнаете.

Мы с Костей охотно соглашаемся. На фактории нужно договориться о снабжении пастухов продовольствием во время зимовки оленьих стад на Горностаевых озерах.

Пора уходить — около трех часов ночи. Выбираемся на вольный воздух, прощаемся с новыми друзьями и отправляемся в обратный путь, к стойбищу пастухов. Оглядываясь, еще долго видим одинокую